Онлайн книга «И оживут слова»
|
Злата приехала в Свирь по осени. Высокая. Все говорили: красивая. Да только Всемила той красоты не видела. Нос сливой, волосы даже не вьются совсем, а глаза… ну что глаза? В них тоже красивого не было. И чего Радим так на нее смотрел да все за руку держал? Всемиле она не понравилась сразу. И хоть привыкла с детства всегда всем с Радимом делиться, тут промолчала. Страшно стало: а ну как он эту свою курносую выберет?! А та еще дружбу завязать пыталась. Подарки дарила, добренькой притворялась, лицом темнела, стоило только что-то злое ей сказать. Будто дело ей до Всемилы было. А Всемила все ждала, что Радим заметит, не может не заметить. Но здесь он ослеп будто. Как дурной сделался. Все о Златке своей говорил да радовался, что той так она – Всемилка – нравится. Только чуяла Всемила: ненавидит ее невестка, всем сердцем ненавидит. Долго у Всемилы душа болела. До тех самых пор, пока Голос не вернулся. Опять нежданно, словно только и стоял за плечом да все ждал, когда позвать лучше. И снова позвал. А до дома Радима далеко, не добежать, не спрятаться, а в ушах звенит: «Ты будешь моей!» И совсем в черноте Всемила все же почувствовала руку Радима и родное, с детства знакомое: «Всемилушка, девочка моя! Я рядом, я рядом!» И нет никакой Златы, и Голос если и заберет, то не ее одну – их двоих. Радим одну не отпустит. После этого Всемила успокоилась и стала свысока поглядывать на Златку. Та, правда, глаза опускала, говорила ласково, больше с глупостями не приставала, и снова на душе по-весеннему стало: ярко дасветло. Пока однажды Всемила не услышала, как мать со Златой о детях говорят. Сперва не поняла Всемила, о каких детях речь, а потом словно кипятком окатило. Дети? Это же на коленях Радима кто-то другой, не она, не Всемила! А то, что свадебные союзы как раз ради этих самых детей и устраиваются… Кто сказал? Тот, у кого вот так не отбирали, не отнимали… Всемила молилась Матери-Рожанице каждый день. И Мать-Рожаница услышала! Шли годы, а она так и оставалась самым главным человеком в жизни Радима. И не трогали Всемилу ни заплаканные глаза Златы, ни переживания матери. Она была счастлива, и даже Тот, кто всегда звал, замолчал до поры. А потом пришла беда: проклятые квары. Всемила плохо помнила те дни, когда свирское войско собиралось в поход. Радим ни слова ей не говорил. Улыбался, как раньше, подолгу сидел в ее покоях на большом сундуке да смотрел, как она вышивала, болтая о чем-то пустом. Она была простужена и почти две седмицы не выходила за ворота. А потом пришла Желана, заплаканная и измученная, и на вопрос Всемилы: «Что случилось?» – посмотрела удивленно и сказала чуть слышно: – Они же могут не вернуться. Никогда! И словно земля покачнулась. Тем же вечером она кричала на Радима до хрипоты за то, что молчал, за то, что уходил. А потом появился Голос, и снова Радим не отпустил, удержал. Но все же срок настал. Четыре свирские лодьи отошли от берега одна за другой. Всемила не пошла на берег: Радим не позволил. Два долгих года она помнила то, как он стоял на крыльце их с матерью дома. И тогда ей казалось, словно он даже ростом меньше стал. А она злилась на него и мечтала, чтобы он скорее ушел со двора. И пусть даже Голос вернется. Ей уже все равно! И Радим тоже знал, что Голос вернется и заберет ее. Оттого в его глазах было столько муки. |