Книга И оживут слова, страница 138 – Наталья Способина

Кашлянув, я поспешно спросила:

– А что я теперь должна делать?

– Хранить того, ради кого ты сюда пришла.

– Но как я пойму, ради кого… – начала я, а потом вспомнила, как увидела ранение Радима еще до того, как квары успели выстрелить. – Радимир?

Альгидрас не ответил, но я чувствовала, что угадала.

– То есть я теперь должна его оберегать? Но как? Почему вместо Всемилы?

– Всемила вела его к гибели, – подал голос Альгидрас. – Сперва своей жизнью, а потом своей смертью.

– Выходит, ты не шутишь,когда говоришь, что, если я расскажу ему правду о Всемиле, это его убьет?

– Нет.

– А что, если он сам поймет?

Альгидрас отрицательно качнул головой.

– Но я же другая! Сколько ей было лет?

– Весен или зим!

– Не занудствуй! – я сбросила его руки с плеч.

– Восемнадцать.

– Восемнадцать? Ты только что сделал мне комплимент! Я старше!

– Плен… Вон княжич ребенком за несколько дней поседел.

– Хорошо… – медленно произнесла я. – Но в остальном? Неужели мы так похожи?

– Э-м… Ну… Всемила была… чуть… больше, – взгляд Альгидраса сполз куда-то в район моей груди, а потом метнулся к лицу.

Напряжение отпустило меня так внезапно, словно где-то порвалась струна. Я едва не расхохоталась, потому что сконфуженный Альгидрас – это было то еще зрелище. Я готова была поклясться, что он покраснел.

– Девятнадцать – это у вас много лет, говоришь? Совсем взрослый?

В ответ он привычно сморщил нос, и я поймала себя на мысли, что меня жутко умиляет эта его привычка. А потом он изобразил вежливую улыбку и, сказав «доброй ночи», сделал вид, будто собирается уходить.

Я перехватила его за рукав и вернула на место. Он мне это позволил.

– А ты… прости, не мое дело, но у вас же тут рано женятся, – выпустив его рукав, произнесла я. – Ты…

– У меня не было жены. Детей тоже не было. В Свири у меня нет невесты. Жены, как сама понимаешь, тоже. Из семьи – семья Радима. И я буду при Радиме до тех пор, пока это будет нужно.

– Зачем ты мне все это говоришь? – растерялась я.

– У меня уже был похожий разговор. Так что лучше скажу все сразу, чтобы не тратить всю ночь.

– Разговор был со Всемилой?

Он коротко кивнул.

– Слушай, я понимаю тебя, но я – не она.

– Порой похоже.

– Ну, ты же сам хотел, чтобы было похоже, – нервно усмехнулась я.

Альгидрас лишь тяжело вздохнул.

– Что сказала тебе Помощница Смерти? – спросила я, перебирая в уме оставшиеся вопросы.

– То же, что ты сказала мне. Что ты не сестра воеводе, а настоящая Всемила мертва.

Мое сердце подскочило.

– А она может сказать Радиму?

Альгидрас медленно покачал головой, глядя мне в лицо.

– Они не с людьми. С ними никто не говорит.

– Но ты же говоришь.

– Потому что я из ума выжил, богов не боюсь, обычаи не чту и что-то там еще, – натянуто улыбнулся Альгидрас.

– А на самом деле?

– Ты видишь меня? – внезапно спросил Альгидрас, вглядываясь в мое лицо. Я поежилась от еговзгляда.

– В каком смысле?

– Так, как остальных здесь.

Мое сердце пропустило удар. Я вдруг сразу почувствовала, что под распахнутую куртку задувает холодный ветер, что ступни в домашних туфлях окоченели, услышала шумное дыхание Серого у наших ног и треск сверчков вокруг. Словно реальный мир, который я не замечала в течение нашей беседы, вдруг начал проявляться и обретать черты. И вот сейчас в невозможно ярком лунном свете лицо Альгидраса стало выглядеть застывшим слепком, точно скульптура какого-то древнего божества. Нет, оно не было красивым. Его не хотелось коснуться или запомнить. На него было страшно смотреть, потому что каждая черточка впечатывалась в память; и я почему-то знала, что и через десятки лет не избавлюсь от этого образа. Говорят, так происходит с теми, кто увидел хотя бы раз улыбку Моны Лизы. Ее любят ругать на расстоянии и насмехаться над репродукциями, но стоит хоть раз увидеть… Я не видела улыбки Моны Лизы, но в тот миг я поняла тех, кого она не отпускает.