Книга Почти 15 лет, страница 95 – Микита Франко

Мама так и держала руки, скрещенными на груди. Ни одна мышца на лице не дрогнула. Лев по-всякому представлял,как это будет: представлял ссору, ругань, истерику, крики… Но не это.

Мама, вздохнув, спросила:

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Потому что ты моя мать.

— И что?

— Это ведь и про тебя тоже. Про твоих внуков.

— Они мне не внуки.

— Ошибаешься.

— Какие-то посторонние дети, не имеющие отношения ни ко мне, ни к тебе.

Лев вытащил свой телефон, разблокировал экран и показал ей фотографию на заставке. Она отвела взгляд, но Лев настойчиво сказал:

— Смотри. Это Мики, — он показал пальцем на Мики. — Ему сейчас пятнадцать. Он бы тебе не понравился, потому что он как заноза в заднице. И у него есть такая бесячая ухмылочка: улыбнуться правым уголком рта, а потом высокомерно отвести взгляд в сторону. Это он от меня перенял. А я знаешь от кого? Да, знаешь. Хочешь ты этого или нет, но мой сын ухмыляется прямо как человек, напоминаниями о котором ты обвесила полквартиры. И это меньшее из зол.

Мама, подавшись вперед, окинула фотографию взглядом и бесцветно спросила:

— А как зовут этого?

— Ваня, — мягко ответил Лев.

Он задумался: в Ване, кажется, не было ничего, что он мог бы привести как пример их тесного бескровного родства.

— Ваня больше похож на Славу, — с нежностью произнёс Лев, улыбнувшись.

Мама, вздохнув, устало сказала:

— Лев, это какая-то шизофрения.

Он нахмурился:

— Что?

— Это не твои дети. Можешь убеждать себя в обратном сколько хочешь, но они не твои.

— Мои.

— Нет! — настаивала мать. — Ты им никто. Ты пришел в семью, без всяких оснований назвался вторым отцом и теперь ломаешь им психику, внушая, что всё происходящее — нормально. Поэтому они у вас и ворота переворачивают на себя…

— Что ты несешь?

— А что? — с мамы, наконец, спала маска безразличия, и в голосе появились нотки раздражения. — Разве не за этим ты ко мне пришел: рассказать и спросить, что делать? Вот что тебе делать: оставить их в покое. А лучше сдать органам опеки, подальше от второго «отца» тоже.

— Ясно.

Лев, встав изо стала (он так и не притронулся к чаю), направился в коридор. Эта квартира была по-прежнему враждебна к нему. И по-прежнему не стала домом — если вообще была когда-то.

— Я рада, что ты уехал оттуда и прекратил это безумие, — сказала мама ему в след. — Это твой шанс начать всё по-нормальному.

— Как — по-нормальному? —уточнил Лев, обернувшись.

— Найти женщину, завести семью, детей, только настоящих…

Лев, проходя в коридор, засмеялся:

— А эти что, пластиковые?

— Они не твои!

— Господи, заткнись… — прошептал он под нос, сдирая пальто с вешалки.

Мама не вышла его проводить — может быть, к лучшему. Он наспех обулся и выскочил в парадную, пообещав себе больше никогда сюда не возвращаться. На секунду его взгляд задержался на лестнице вверх, ведущей к бывшей квартире Сорокиных, но Лев сказал себе: «Нет, нет, нет, уходи».

Он ушёл.

Слава смотрел на него с подозрением. Подозрительным казалось всё: низкий голос, широкие плечи, пробивающаяся щетина на подбородке, отсутствие подростковой скованности в движениях. Слава считал себя специалистом в пятнадцатилетних: было, с кем сравнивать. Поэтому, переводя взгляд с Мики на его нового друга и обратно, он мог сказать с уверенностью: «другу из школы» не пятнадцать. Возможно, уже давно не пятнадцать.