Книга Почти 15 лет, страница 217 – Микита Франко

— Вы когда-нибудь выражали злость?

— То есть?

— Ну, делали что-то в порыве злости? Рвали бумагу, били по стенам…

Он уверенно помотал головой:

— Нет, никогда. Только… иногда повышал голос.

— Почему так?

Слава удивился вопросу.

— Потому что агрессия деструктивна, — объяснил он. — Я с детства… такой. Я даже занимался восточными единоборствами, в которых не принято бить противника.

— Но мы ведь говорим не о выражении агрессии, а о выражении эмоций, — заметил Крис. — Для вас агрессия и злость — одно и то же?

— Очень близко друг к другу.

— А в чём разница?

— Ну… — он задумался. — Агрессия направлена на кого-то. Если я возьму свою злость и направлю её на Артура — это будет агрессия. То, что сделали Лев и Мики — агрессия, и мне это не близко. Это не то, чему я бы хотел уподобляться.

Крис кивнул, выражая понимание, но сказал:

— 3лость можно выражать нейтрально, не выплескивая её на реального человека. Конструктивным способом.

— Например, как?

Он загадочно улыбнулся:

— Мне кажется, рядом с вами есть отличные советчики по этой части.

Вокруг пахло помоями, жжеными покрышками и тухлой рыбой. Слава посмотрел на биту в своих руках, потом на Льва, показывающего два больших пальца вверх, и уточнил:

— Ты уверен?

— На сто процентов.

На капоте старого проржавевшего москвича стояла удивительно чистая, почти нетронутая отбросами хрустальная советская ваза. Слава вздохнул, опуская со лба защитные очки на глаза, и поправил кожаные перчатки на руках. Боковым зрением отметил, как Лев предусмотрительно попятился в сторону. 3амахиваясь битой, он успел подумать только одну короткую, но злую мысль: «Это тебе за Мики» — и хрусталь разлетелся на миллионы осколков.

«А это — за меня», — и следующий удар прошелся по надтреснутому лобовому стеклу — оно, сначала выгнувшись вовнутрь от первого удара, рассыпалось на крупные острые куски со второго.

Он представлял его широкое угловатое лицо перед собой, поднимал из памяти мельчайшие подробности внешности: сальныепоры, коньячное дыхание и глаза, чуть прикрытые тяжелыми веками, ничего не выражающие глаза, тупые и жадные. Артур часто прятал взгляд за темными очками, словно понимал его отвращающую природу.

Слава чувствовал, как в нём просыпалась какая-то грубая и слепая сила. Она делала шире плечи, наливала мускулы, тяжелила кулаки. Он бил, бил, бил — куда придется, — сначала оставил с десяток вмятин на старой машине, а когда это перестало приносить удовольствие — перестало, потому что такое избитое и раскуроченное доламывать было скучно, — Слава взглядом начал искать новую жертву, и нашел: двинулся к холодильнику из соседней кучи барахла, и лупил по нему битой до тех пор, пока не отвалилась морозильная камера.

А когда и это наскучило, он снова и снова находил недоломанное — неработающую технику, старую мебель и даже детские игрушки. Ломать, ломать, ломать — только этого и хотелось! Джиу-джитсу, блин — да пошло оно нахрен.

Он остановился, почувствовав горько-соленую слюну во рту — смесь пыли и крови (похоже, задело осколком губу). Это было отрезвляющим, но не настолько, чтобы Слава себе ужаснулся — нет, совсем нет. Он был полностью удовлетворен.

Лев выглянул из-за кучи бытовой электроники, не торопясь приближаться к Славе.

— Надеюсь, ты не меня представлял, — произнёс он, оглядывая масштаб повреждений.