Книга Почти 15 лет, страница 216 – Микита Франко

«И, все-таки, это не по правде, ведь я сплю с закрытыми глазами, и, значит, солнышко видеть не могу.

А ты открой глаза и представь, как будто ты спишь с открытыми глазами и поешь»

Лев думал, что к концу разговора он превратит табурет в щепки, но почему-то чувствовал к нему такую детскую, трепетную любовь, почти как к настоящему.

Наталья говорила: «Нужно признать свои чувства», и Лев полагал, она говорит о ненависти. Оказалось, они говорили о любви.

«Я люблю тебя. Я люблю тебя несмотря ни на что, как будто забываю, во что ты превратил наши жизни, и мне стыдно за эту любовь к тебе. Но я имею на неё право, потому что я помню тебя другим. Я люблю ту, хорошую версию тебя, и я оставляю её себе, а всю остальную — отпускаю. Я больше не хочу из этого состоять».

Было странно, когда Мики вернулся.

Было странно продолжать имитацию обычной жизни.

Было странно не обсуждать случившееся.

Он готовил ему завтрак, провожал в школу, хлопал по плечу, прощаясь и приветствуя, желал: «Спокойной ночи» перед сном, но… Оно стояло поперек их отношений. Оно — насилие.

Теперь они знали эту историю с самого начала, прям с пролога: как, что, когда и зачем сказал и сделал Артур, чтобы сегодня они оказались в этом дне, состоящим из сотен часов в сутках — просто потому, что Славе казалось: день никогда не менялся. Это был один большой бесконечный день, в который он должен был поговорить со своим сыном, но в который никогда не говорил, и поэтому ночь не наступала. Продолжалось затянувшееся утро. Он каждый день думал: «Может, завтра?», но завтра не существовало, и Славе требовалось время, чтобы это понять.

— Я просто не знаю как, — жаловался он Крису, сидя по-турецки на кровати — напротив ноутбука с включенным 3умом. — Что я должен ему сказать? «Может, обсудим твоё изнасилование»? — он фыркал на последних словах: — Ну и бред…

— Может, начнете с правды?

— С какой? — напряженно уточнил Слава, боясь, что дальше Крис скажет: «Ну, признайтесь ему, что вас изнасиловал тот же самый человек».

— Скажите ему, что беспокоитесь о нём, и хотите это обсудить.

Ага, как же… Он пытался. Только Мики бурчал в ответ, что в порядке, и он, этот его липовый порядок, казался таким огромным, что Слава не понимал, как через него переступить. Да и не будешь же переступать поперек его желаний, иначе это тоже какое-то… насилие.

Господи, куда в родительстве не поверни, а всё — насилие.

— Воспитание — вообще насилие, — с грустной усмешкой замечал Крис, когда Слава говорил об этом.

Но поговорить об Артуре всё-таки пришлось — Слава заметил, что избегает этой темы с такой же частотой, с какой Лев на своей психотерапии говорит об отце, а это две крайности одного и того же. Две крайности боли.

— Когда Лев сказал, что они избили его, я… Я так позавидовал, если честно, — произнёс Слава.

— Вы бы хотели его избить? — прямо спросил Крис.

Слава испугался такой бесхитростной, и в то же время жесткой формулировки. Сказал, забегав глазами:

— Не знаю, это… не очень правильно, наверное.

— Не обязательно подвергатьжелания оцениванию. Достаточно просто признать: да, хотели бы. Или нет, не хотели.

Всё было очевидным, но он молчал, не позволяя сказать этого вслух.

— Слава, — негромко позвал его Крис. 3ахотелось с силой опустить крышку ноутбука.

— Что? — мрачно откликнулся он.