Книга Дни нашей жизни, страница 98 – Микита Франко

Я это доброжелательно сказал, спокойно. Но Слава почему-то замолчал, только как-то судорожно сжал пальцы на руле и некоторое время, не моргая, смотрел вперед на дорогу. Потом сказал:

– Микита, сколько можно?

По-моему, он меня тогда первый раз в жизни назвал полным именем. Мне даже не по себе стало.

– Что ты за дедушка в школьной форме? – продолжал он. – Я очень рад, что ты такой умный и знаешь много психологических терминов, но мне не нравится твое стремление всех контролировать и принимать за других серьезные решения.

Я попытался сказать, что никаких решений без них принять все равно не могу, поэтому…

– Вот, вот, видишь! – перебил меня Слава. – Какой ты зануда… Нельзя в твоем возрасте быть таким серьезным. Почему ты не играешь в компьютерные игры? Все родители на собрании жалуются, что их дети не вылезают из онлайн-игр. Может, тоже начнешь играть? Или смотреть тупые видео на ютубе? Подпишешься на паблик с мемами? Займись хоть чем-нибудь нормальным для твоего возраста.

– По-моему, ты просишь меня стать тупым, – заметил я.

– Нет, я прошу тебя стать ребенком. Мы тут взрослые, не ты. Мы сами со всем разберемся, а ты… Просто живи.

Я не ответил. Потому что все, что я сказал бы, снова интерпретировалось бы как занудство и излишняя серьезность. Так что я решил молчать до конца поездки.

Слава тоже немного помолчал, потом сказал неожиданно:

– Когда приедем домой, не начинай этот разговор с отцом.Я сам с ним поговорю. – И добавил: – Только вдвоем.

– А почему вдвоем? – начал раздражаться я. – Почему я лишен права обсуждения? Я ведь тоже член семьи.

– Юридически существует только понятие «приемные родители», а «приемный брат» – нет. Родители принимают ребенка в семью, а не брат. Так что это действительно касается только нас двоих. А твою позицию мы уже поняли.

Дома они разговаривали, наверное, час. Закрыли дверь, и я ничего не слышал. С одной стороны, это хорошо: значит, они не ругались. С другой – плохо: я не понимал, чего ждать.

Потом дверь открылась, и я вылетел в коридор, навстречу новостям. Но они не торопились мне ничего сообщать. Я только увидел, как Слава поцеловал Льва и сказал ему:

– Обещаю, я сделаю так, как ты скажешь.

У меня от этих слов сердце ухнуло вниз. Конечно, что он может сказать-то? Повторить то, что уже говорил. Значит, никакого усыновления не будет…

Я очень злился тогда на себя, на родителей, на нашу жизнь и этот переезд в Канаду. Мне казалось, что они надумывают себе проблемы, бегут в другую страну от гомофобии, в то время как на самом деле мы благополучны. Что настоящая хреновая жизнь – другая: в ней нет любви, дружбы, семьи, крыши над головой, еды в холодильнике, в ней ничего нет, даже представления об этой самой жизни. А сокрытие от общества отношений и своей семьи – это так… неприятная мелочь.

Все мои проблемы казались мне теперь незначительными. Я будто с небес на землю упал. Ваня меня на эту землю приземлил.

Я содрогнулся, вспомнив его слезы. В каком же дурацком комфортном существовании я проводил все это время, в жалких, ничего не стоящих размышлениях о жизни. Да что я вообще о ней знал?

Когда я принял решение сказать родителям все, что я о них думаю, оказалось, что Лев согласился познакомиться с Ваней, прежде чем отказываться от усыновления. Слава оформит документы, чтобы забрать Ваню на выходные, и после этого все будет ясно.