Книга Дни нашей жизни, страница 102 – Микита Франко

– Есть еще завтра. Просто делай все так, как он говорит. И не спорь.

А на завтра был запланирован поход в театр. Я специально выбрал мюзикл как легкое и ненапряжное представление, потому что боялся, что серьезную драматическую постановку, поставленную по какой-нибудь русской классике, Ваня просто не высидит.

Оказалось, что в театр детдомовцев никогда не водили. Поэтому пришлось дать Ване короткий инструктаж о правилах поведения:

– Там нельзя шуметь, бегать, вставать с кресла, громко что-то комментировать и есть во время представления. Это понятно?

– Понятно, – бодро кивал Ваня.

Оставалось самое сложное.

– Какие вещи ты с собой взял?

Ваня взял с собой джинсы, выцветшую футболку с Человеком-пауком и растянутую толстовку. Черт…

Увидев мой растерянный взгляд, он спросил:

– В театр так не пускают?

– Пускают, – ответил я. – Но Льву не понравится.

За это время Лев даже Славу приучил ходить в театр в рубашке. Правда, джинсы Слава при этом все равно носил рваные и кеды переодевать отказался.

Я полез в шкаф, на самую верхнюю полку, где хранились вещи, из которых я вырос. Долго пытался найти хоть какую-нибудь рубашку и все, что находил, кидал Ване:

– Меряй.

Начался настоящий показ мод. Ваня крутился перед зеркалом и театрально расхаживал туда-сюда. Часть рубашек оказалась ему большой, и плечи некрасиво висели, часть – маленькой и тесной. В конце концов мы подобрали идеальныйвариант – белую.

Джинсы Ване я разрешил не менять, но вспомнил про обувь.

– У тебя с собой только те кроссовки, в которых ты вчера прошелся по луже?

Ваня кивнул. И поспешно добавил:

– Но они высохли!

– Не в этом дело, – нахмурился я. – Их теперь в приличный вид только стирка приведет. И то не факт… Какой у тебя размер ноги?

Вообще-то я даже нашел ему классические туфли, которые носил в начальной школе под костюм. Но когда Ваня надел их с джинсами, мой внутренний Сергей Зверев взбунтовался от дикости такого сочетания. И я нашел ему кеды. В детстве кеды рвались на мне раньше, чем успевало закончиться лето, так что и эти оказались потрепаны жизнью.

– Они ведь тоже старые и некрасивые, – заметил Ваня.

– Ты не понимаешь. Сейчас так модно.

Когда Ваня встал перед зеркалом в моей одежде, я вдруг подумал, что его лицо больше не кажется пыльным. Обыкновенное такое лицо, ребячье. Наверное, это старая детдомовская одежда оставляет на нем какой-то отпечаток неуютного сиротства, а вот так – совсем не отличишь от любого другого ребенка. Разве что глаза выдают.

Ваня перед Львом и правда будто притих. Старался ничего не говорить первым, даже в машине со мной не разговаривал. Я видел, как тяжело ему дается это молчание. Да еще и театр находился прямо на территории парка с аттракционами, а он на них, наверное, никогда и не катался. При виде жалкого подобия американских горок глаза у Вани распахнулись широко-широко. Думаю, ему очень хотелось выругаться от восхищения, но он сдержался.

А внутри, в вестибюле, я его потерял. И даже не сразу это заметил. Мы вроде бы все вчетвером разглядывали афишу на предстоящий месяц, и он вроде бы крутился где-то рядом, как вдруг Лев спросил:

– Где Ваня?

Я обернулся, но его нигде не было. Пошел искать, а людей вокруг куча, и дети снуют туда-сюда, тоже все в белых рубашках, и каждый второй похож на Ваню. Заиграла музыка. Я сначала не придал этому значения, даже разозлился на нее – чего она играет, когда у меня такая ситуация!