Книга Лев Голицын, страница 39 – Андрей Белянин

В общем, все кончилось тем, что четверо полицейских чинов сопроводили меня в главное управление, где их обнаглевшее начальство в самой вежливой форме потребовало от меня уважения к местному колориту. Сиречь к контрафакту! Я едва держал себя в руках…

— В конце концов, любезнейший князь, вам не нравится — не пейте! Никто же силой не заставляет, правда? А вот за прилюдные оскорбления городового в форме придется выписать на вас штраф!

В общем, ему я тоже «выписал» по полной, за что получил чудную возможность провести ночь в кутузке. Освободившись наутро, я первым же делом нашел того торговца с пляжа и купил у него сразу ведро безбожнейшего шмурдяка. Потом не поленился сходить в аптеку, где добыл лучшего слабительного в каплях, потом — в дорогой магазин импортного алкоголя и приступил к мести…

В обед того дня к отделению полиции была доставлена курьером большая корзина, заполненная лучшими французскими винами! К щедрому подарку я собственноручно присовокупил письмо на гербовой бумаге с пространными извинениями и обещанием впредь никогда не лезть не в свое дело. Угу…

…На следующий день, находясь уже в Новороссийске, мне довелось с наслаждением читать в «Приморском вестнике» большую и очень злободневную статью «Злодейское покушение» о массовом отравлении высоких чинов полиции Геленджика:

«Страшное дело произошло вчера в полночь в тихом городке нашем. Сразу две кареты скорой помощи метались по улицам от одного адреса к другому! Начальник городской полиции, полковник Паслен-Халиев, его дражайшая супруга и четыре высоких чина, с коими их светлость водили дружбу, были отравлены за обедом! По счастливой случайности, благодаря лишь божьей милости, жертв нет. Но было ли то случайным отравлением ряда высокопоставленных лиц или же целенаправленной акцией устрашения? Следствие покажет…»

Скоропалительно исследовав улики, в полиции пришли к выводу, что коварный яд мог содержаться в черной икре, трюфелях, копченой семге, котлетах на кости, расстегаях с вязигой, мясе по-строгановски, фаршированных рябчиках, маринованных грибочках, сельди по-норвежски, деревенских соленьях, говяжьих стейках на британский манер, астраханской осетрине, персиках, черешне, мандаринах, итальянском креме, торте от Шарлау и всем прочем, что пробовали гости. Ох и жрут же некоторые…

— На вино не грешил никто, — удовлетворенно хмыкнул я. — Ибо оно ведь французское! Его они пили смело, невзирая на гадостный вкус и мутный цвет, а то, что всю ночь наперегонки провели в сортире, — впредь иным наука…

Статья продолжалась вдохновенным враньем о происках народовольцев, ведущих агитацию среди неокрепших умов студенчества, и длинными пустыми размышлениями о том, как важно усилить контроль над качеством продуктов и тщательно проверять каждого повара, допущенного к высокому столу, на предмет наличия признаков недопустимых революционных идей.

Разумеется, я дал в ту же газету опровержение с полным отчетом своих действий. У кого купил шмурдяк, в какие бутылки разлил, какие наклейки лепил, сколько добавлял и какого конкретно слабительного. И да, я подписался своим собственным именем! А чего они мне могли сделать?

Ясно же, что начальственным чинам куда как выгоднее было придумать «злостное покушение» со стороны несуществующих «народовольческих революционеров», чем признать, кто именно, за что и как отправил их всей толпой, подпрыгивая, страдать в уборной…