Книга Лев Голицын, страница 37 – Андрей Белянин

Мне же следовало, приведя в порядок дела на местах, подготовиться к Всероссийской выставке, где требовалось убеждать уже не просто знатоков, но международных экспертов в превосходстве крымского вина над всяким иным.

Не буду врать, что конкурс дался нам легко, потому что победить торговые дома Грузии и Молдавии, десятилетиями наполнявшие российский рынок своей продукцией, было непросто. Подчеркну: не потеснить на Олимпе, а грозной рукой взять первое место!

Не хочу отвлекать вас долгим и специфичным рассказом о том, как мы это сделали, как высокая комиссия признала наши достоинства и вручила заводу «Парадиз» высшую награду выставки — золотую медаль! Вина «Черная смолка» и «Красная смолка» открывали мне новую дорогу вверх, к иным свершениям!

Но какой ценой…

Дело в том, что в погоне за славой русского виноделия я потерял первую любовь своей жизни, спутницу и подругу мою Надежду Засецкую. Пути наши разошлись бесповоротно, она уехала от меня за границу, увезя с собой нежно любимых дочерей моих — Наденьку и Софьюшку. Я простил, и не будем поминать старое…

Имение осталось на мне, а чтобы выкупить его целиком, мне пришлось потратить большие деньги. Уговорить ее брата продать мне вторую часть казалось невозможным, но, после того как ему семь ночей кряду не давали спать два призрака: один — горячий горец, другой — нудный монах, — бедолага сдался. Что не помешало ему заломить существенную сумму, но тут уже уступил я.

В скорости на этих землях произрастало уже почти шестьсот сортов винограда. Мы учились производить как классические, так и новые композиции, создавать купажи, получать от каждого лучшее и создавать вина, которые я не задумываясь мог посылать в подарок к столу русского императора.

Сам же я столь увлекся процессом, что порой выигрывал крупные пари с заезжими сомелье, считавшимися лучшими в своих странах. Припоминаю смешной случай с одним итальянцем, чье самомнение было выше заснеженных вершин Альп, но заслуженно являвшимся одним из действительных членов международного жюри в Париже.

Разгуливая по моим подвалам, он остановился у одной из бочек и, втянув ноздрями воздух, своеобразно похвалил:

— Это вино могло бы быть вполне себе неплохим, если бы не оттенок мокрой кожи в аромате…

— Что за чушь? — принюхался я, велев открыть бочку. — Да, в запахе что-то есть… но никак не кожа! Скорее уж какой-то металл?

Мы нацедили два бокала, покачали, позволив вину «надышаться», и вновь принюхались. Каждый остался при своем мнении:

— Сыромятная кожа!

— Металл, скорее всего медь!

Итальянец сделал глоток и уверенно заявил:

— Старая кожа, ставлю сто к одному!

— Медь, — покатав вино во рту, убедился я. — Пся крев, точно медь! Триста против десяти!

Мы ударили по рукам, и пятьдесят литров дорогого вина было просто вылито на пол. На дне бочки валялся старый медный ключ на кожаном шнурке. Как он туда попал, уму непостижимо! Я поклялся усилить контроль над подготовкой и чистотой бочек перед розливом.

Но в тот раз мы с итальянцем лишь поклонились друг другу в знак взаимного уважения и продолжили экскурсию. Впоследствии он всегда голосовал против меня, однако причины вы понимаете, верно? В те годы ни один русский не мог быть допущен к таинствам святая святых европейского виноделия, так что мне пришлось львиными когтями рвать их шаблоны…