Книга Сильверсмит, страница 4 – Л. Дж. Кларен

Слева хрустнула ветка. Я обернулась и увидела, как в лес рванула белохвостая косуля, испугавшаяся собственного шума. Я задумалась, каково это — по-настоящему иметь храбрость бежать на свободу. Задумалась, смогу ли когда-нибудь найти в себе это чувство. Смогу ли хотя бы понять, с чего начать.

Гадкий ветер сорвался с деревьев и ворвался на поляну. Не желая больше терпеть уколы ледяных осколков воздуха, я прибавила шагу.

Наш дом построили родители еще до моего рождения. Хоть сучки в дереве все еще имели махагоновые³ спирали в сосновых бревнах, снаружи он изрядно износился.

Я с облегчением вздохнула, дойдя до двери и толкнув ее. Внутри я стянула со ступней кожаные сапоги и разожгла дровяную печь, чтобы подогреть немного бульона.

Изнутри хижина казалась крошечной, но это был единственный дом, который я знала. Пространство одной большой гостиной было ограничено: уголок с диваном и креслами возле крошечной кухоньки с двухместным столиком, дровяной печью, маленькой раковиной и утепленным ящиком для продуктов. От главного помещения отходили ванная и две маленькие спальни. Немного, но нам хватало.

Я стояла у очага и смотрела на потертый кожаный диван. Бывали ночи, когда я просыпалась и видела, как мать спит на нем, каштановые волосы рассыпаны вокруг головы на подушке.

Сдавленно застонала и протерла глаза костяшками пальцев. Наверное, из-за мучительного чувства вины, из желания наказать себя и разрушить одно из немногих теплых воспоминаний о ней — я вспомнила последние слова, сказанные ею три месяца назад, перед тем как она ушла:

— Я бы отдала тебя, чтобы вернуть моего мальчика. Я устала быть твоей тихой гаванью.

Что ж, нас таких было двое. Я бы с легкостью поменялась с ним местами в ту секунду.

Тяжелый груз в кармане вытянул наружу мрачную сцену из памяти. Я и сама не знала, зачем все еще ношу эту чертову записку. Может быть, чтобы не забыть тот день, как забыла так много другого? Я помнила свинцовый блеск облачного неба, страх, сковавший меня, когда я спускалась по плесневелой, шаткой лестнице в маленький погреб под домом. Колени ныли от гравия, когда я опустилась за тремя коробками с вещами брата.

Через шесть месяцев после того, как отца и Олли убили, я спустилась в погреб за банкой варенья. Обернувшись, заметила уголок маленькой записки с потрепанными краями, выглядывающий из-за двух старых детских книжек Олли. На нем было выведено его имя рукой матери, и я не смогла не прочитать.

Теперь, три месяца спустя, эта записка была вся измята, с надорванными уголками — она жила в моем кармане с того самого дня. Сглотнув, я развернула ее. Мое личное наказание за то, что я осталась в живых, единственный ребенок Голд, — заставлять себя читать ее ежедневно.

С,

У Оливера пневмония. У Ари то же самое заболевание, которое довело его до этого. Пожалуйста, пошли за помощью или принеси припасы сам. Ты мне нужен.

— Элоуэн.

Припасы загадочным образом появились у нас на пороге в ту неделю, когда мы оба болели. Тогда я не придала этому значения, но теперь гадала, не прислал ли их кто-то другой — возможно, тот самый С.

Я предъявила матери ту записку, и ее ответ был коротким и ледяным:

— Ты знаешь ровно столько, сколько должна, и не больше.

Я скривилась от воспоминания. Эти ореховые глаза никогда не были для меня материнским прибежищем. Для Оливера в них горел защитный, любящий огонь, но в мою сторону смотрела лишь холодная безразличность.