Книга Сильверсмит, страница 3 – Л. Дж. Кларен

Каждый раз, когда он возвращался, я вновь ощущала тот саднящий горло вопль, который вырвался из меня, когда я обнаружила тела моего отца и пятилетнего брата — Филиппа и Оливера Голд².

Я видела лишь последствия. Девять месяцев спустя после пробуждения без памяти я нашла их в родительской постели: глаза закрыты, словно спят, без единого намека на страх. Ни складки тревоги на лицах. Ни синяка на телах. Ни признака борьбы. Либо все произошло слишком быстро, и они умерли, так и не осознав, что случилось, либо кто-то нарочно положил их так, чтобы я нашла.

Порезы на их шеях были глубокие, ровные. Оставленные мне — жутко спокойные. Милосердная казнь.

А на их торсах сквозь рубахи проступила кровь от вырезанных крестов. Знаки? Или мишени? Что это — я не знала.

— Двигайся!

Чье-то тело, куда больше моего, ударилось в спину и вытолкнуло меня из воспоминаний в настоящее. Острые камни прорезали ткань штанов и кожу ладоней, когда я упала на четвереньки. Я слишком увязла в собственных мыслях, чтобы заметить напавшего, да и это не имело значения, его уже и след простыл, а у меня не было ни сил, ни умения защититься.

Я поднялась — не без еще пары грубых толчков и злых взглядов со стороны прохожих. Окинув взглядом рынок, я смирилась с решением возвращаться домой. Цены на табличках говорили сами за себя: не меньше трех-четырех монет. Ни один хозяин лавки не выглядел добрее того, что предлагал мне… иную оплату.

Если успею вернуться до темноты, значит, сегодня хотя бы не умру.

Я содрогнулась. Умереть сегодня или через пару недель — вот выбор, что оставили мне боги. Если бы только они снизошли и потратили свою магию на помощь голодным и никчемным.

Обратная дорога заняла у меня пять часов вместо четырех. Каждый шаг — раз в секунду, и я считала их. Сбивалась со счета и начинала заново. И снова. И снова. Этот монотонный отсчет стал мысленным дублером тяжелых шагов. Считать их было единственным отвлечением от грызущей боли в ступнях, икрах и бедрах. От волдырей, лопнувших на щиколотках. Все болело, и приходилось изо всех сил делать вид, что я не зря обрекла себя на эту пытку.

Наконец над голыми деревьями показалась знакомая потемневшая труба каменного дома. Я рванулась вперед, вдыхая морозный воздух, каждый вдох был вызовом.

Прежде чем войти, поплелась в сарай проверить кур. Чтобы открыть выцветшую дверцу, пришлось навалиться всем голодным, дрожащим телом.

Пенни встретила меня гортанным кудахтаньем.

— Знаю, девочка моя, — всхлипнула я, подхватив пустеющее ведро с кормом и разбросав горстку по полу. Экономить было жизненно важно, чтобы куры дожили так же, как и я. — Идите сюда.

Я сняла с гнезда сначала неохотно дающуюся на руки Дейзи, потом Пенни, опустила их на холодный пол сарая, прикусила губу и проглотила чувство вины, пока они жадно клевали корм.

— Простите. Я тоже голодная.

С тяжелым вздохом я вышла из сарая и направилась обратно к дому, остановившись лишь затем, чтобы потуже затянуть вокруг шеи потертую зеленую шаль, когда ветер почти сорвал ее с плеч. Под ногами хрустели сухие листья. В начале зимы ветви образовывали плотное переплетение, уходящее в бесконечную даль. Плотный слой мертвого лесного мусора создавал подстилку на земле — убежище для мелких созданий, ищущих защиты от холода. В этом безлюдье была странная, безмолвная красота, но, несмотря на одиночество, как же я иногда жаждала хоть чего-то, кроме этой мучительной тишины.