Книга Тихая пристань, страница 45 – Анна Рогачева

Значит, ее защита — не в том, чтобы строить стены или точить иглы. Ее защита — в том, чтобы быть незаметной не как тень, а как воздух. Быть настолько очевидной частью местной жизни, настолько полезной и обыденной, что сам факт ее «особости» растворится в множестве мелких, нужных дел. Чтобы ищущие волшебство прошли мимо, не заметив его в простой женщине, чинящей сети и возвращающей достоинство опаленным вещам.

Именно эту тактику она и начала воплощать. Она не просто принимала заказы. Она стала незаменимой. Она знала, у кого овцы дают лучшую шерсть для прядения, у кого есть запас крепких ниток, кому нужна помощь с кроем. Она незаметно связывала людей друг с другом, помогая одним найти работу, другим — работника. Она становилась живым узлом в ткани местного быта. Ее сила проявлялась не в чудесах, а в том, что вокруг нее жизнь становилась чуть прочнее, чуть теплее, чуть человечнее.

И это сработало. Слухи о «волшебной швее» из села постепенно сменились уважительными разговорами о «нашей Арине», которая «золотые руки имеет». Проезжий «господин Альбрехт» еще раз появился в округе, но, услышав такие отзывы, лишь презрительно усмехнулся и уехал. Он искал тайну, а нашел ремесленника. Его интерес угас.

Но Арина не обольщалась. Она чувствовала, что отступил лишь один щупалец. Большая, холодная тень где-то на горизонте осталась. И где-то в остроге сидел Иван, чья судьба теперь была навсегда переплетена с ее побегом. И где-то бродил, как призрак, исчезнувший Лексей. И где-то в лесу, на сосне, чернел зловещийзнак. Ее новая жизнь была не покоем, а перемирием.

Однажды вечером, когда она заканчивала вышивать на рубашке для Петьки невидимый оберег (теперь — настоящий, наполненный силой защиты для него, а не против кого-то), она услышала на дороге скрип телеги. Не обычный, а нервный, торопливый. К хутору, нарушая вечерний покой, подъехала запряженная парой кляч телега, а из нее вывалился Семеныч, самогонщик. Он был бледен, трясся, и от него пахло не брагой, а чистым, животным страхом.

— Арина… — забормотал он, едва увидев ее. — Спасай… Меня… нас…

— Что случилось?

— Лексей… — Семеныч сглотнул, обводя испуганными глазами хутор. — Он… живой. И он меня нашел. Говорит, я должен… я должен рассказать пану Гавриле, что это ты… ты все подстроила. Что ты ведьма, что ты Ивана свела с ума, а его, Лексея, подставила. Иначе… иначе он меня самогонным аппаратом задушит, а семью…

Он разрыдался, бессильно опускаясь на землю. Арина стояла над ним, и в ее глазах не было ни страха, ни гнева. Было холодное, ясное понимание.

Перемирие кончилось. Война входила в ее дом, больше не в образе вежливого коллекционера, а в виде старого, озлобленного и смертельно опасного врага. И на этот раз отступать было некуда.

Она посмотрела на своих детей, вышедших из хлева на шум. Посмотрела на плачущего Семеныча. Посмотрела на иглу в своей руке, тускло блеснувшую в последних лучах заката.

Паутина приближалась. И ей предстояло решить, станет ли ее нить просто еще одной нитью в этой паутине, или же она сумеет выткать из нее нечто такое, что разорвет любой узел, любую хитросплетенную ловушку.

Ее путь беглеца был окончен. Начинался путь защитницы. И первым шагом на этом пути было не бегство, а решение. Решение встретить угрозу лицом к лицу. Не как жертва. Не как скрывающийся артефакт. А как Арина. Женщина, которая умеет шить. И которая теперь должна была сшить не только одежду или уют, но и свою собственную, несокрушимую правду.