Книга Эта башня во мне, страница 174 – Надежда Ожигина

Обухов сморщился, но принял решение, подошел, подтолкнул к проходу:

– Провожу вас в Дом авиаторов, а потом вернусь получать нагоняй. Аля, позаботься о Долли, а мы с инспектором вас прикроем.

План был хорош по всем пунктам: как только я перестала играть, манекены ожили, закопошились. Поэтому мы вбежали в проем и наглухо запечатали дверь.

Едва страшная зала осталась за стенкой, со мной случилась истерика. Я неподписывалась на это, не хотела ни с кем воевать, сражаясь за мнимые идеалы. С самого детства меня вели очень простые мечты: выучиться играть на скрипке, потому что на ней играла бабушка. Гастролировать с оркестром по разным странам. Найти хорошего парня.

Я рыдала, уткнувшись во влажную стенку, кажется, меня даже рвало. Слишком много всего, слишком насыщенно, чтобы справилась бедная психика.

Не супервумен, не герой ни разу. Не безумная Мери Сью, что шинкует в капусту врагов, а после идет по трупам, распевая любовные песни. Меня от страха ломало так, что хрустели ребра и позвоночник. В туалет хотелось до невозможности. В горле застряло рефреном: отпустите меня, пожалуйста! Это слишком страшная сказка!

Юэ Лун и Обухов стояли рядом, не зная, как меня утешать. Китаец добыл где-то воды, протер мне лицо мокрым платком. От его заботы и нежности снова затрясло, как током ударило. Обухов поступил мудрее и влил в меня спирт из фляжки.

– Боевой запас, – пояснил он Китайцу. – Приводит в порядок нервы и душу.

Спирт упал в сожженное горло, вызывая новый мучительный спазм, потом прокатился по пищеводу, взорвался бомбой в пустом желудке. Я едва не потеряла сознание от невыносимой рези, но почти сразу мне полегчало, и второй глоток прошел без потерь. Я осела на пол, прислонилась к стене и ощутимо расслабилась.

– Алька, ну что ты устроила, – вполне разумно укорила Долли. – Ладно я сорвалась, ты чего истеришь?

– Аля с нами всего три недели, – обиделся за меня Данила. – Имеет право, отстань от Седьмой. А вот ты, драгоценная…

Я вернула фляжку, и Обухов замолчал, отвлекся, сделав жадный глоток. После спирт перешел к Юэ Луну, а остатки мы дружно залили в Дашу, вновь замкнувшуюся в себе.

Упертый кромешник мог попрекать: как посмела, зачем влюбилась! Но разве же объяснишь словами? Если сможешь, это уже не любовь.

Долли встретилась со мной захмелевшим взглядом:

– Если любишь, прощаешь всякое за возможность дышать в унисон. Ты ведь понимаешь, Седьмая?

Я оставила вопрос без ответа, огляделась по сторонам:

– Почему я сижу на ковре?

Ковролин был старый и влажный, местами потертый, проеденный крысами, и он, черт возьми, уводил во тьму, как дорога из желтого кирпича. Зачем в подземелье ковер?

– Тут вообще цивильненько, – пояснил курсант. – Лавочкивдоль стен, фонари. Юэ Лун, поверни-ка штепсель. О, смотрите, какие хоромы!

Гардемарин, как всегда, был прав: удивительный подземный ход напоминал церковный подвал. Те же стрельчатые своды, колонны, многочисленные ответвления. Лампы на стенах закрыты решетками, полустертые указатели подсказывают направления.

«Бомбоубежище временной консервации». Павильон метро «Баррикадная». Завод «Красная Пресня». Проход к речному коллектору.

Путь на Кудринскую площадь застелен ковром, в колонны вмурованы ракушки-чаши с кранами в виде пропеллеров. Видимо, из речки Пресня фильтровалась вода для подземных нужд. На тот случай, если именитый конструктор, спеша на завод «Рассвет», запыхается и захочет попить. Все запущено, но опрятно, и я бы не удивилась буфету, торговавшему бутербродами с колбасой. А еще советскому автомату с газированной водой за три копейки.