Книга Эта башня во мне, страница 118 – Надежда Ожигина

– Я спросил про дракона, – напомнил Григ, обрывая доклад о забавах курсантов. – Верно ли, что Яков Брюс познакомился где-то с китайцем? Слышал еще про японца, которого Брюс взял подкрыло: экспедиция нашла того на Камчатке, вырвала из лап камчадалов. Этот тоже подходит на роль дракона.

– Японца не знал, – отмахнулся Сухарь, разобиженный равнодушием сына. – Того б на порог не пустили, не то что в подвалы башни. Да он и исподом-то не был. Вроде языку обучал японскому, переводчиков готовил для государя. Впоследствии окрестился Гаврилою. А вот китаец… Китаец был. Красивый и странный ликом, что ангел. Кожа белая, брови густые, и волосатости нет на лице. Глянет из-под пушистых ресниц – сердце сбивается с ритма. Брюс говорил, на китайских картинах небожителей так малюют.

– Китаец – дракон? – надавил Григорий, равнодушный к чужой красоте.

– Дракон, – подтвердил Сухарь. – Не похож на европейского, одноглавый, летучий и изрыгающий пламя. Он летал, будто скользил по потокам, опираясь гибким телом о воздух. То ли змей, то ли ящер доисторический, морда рогатая да усатая. Я-то сразу учуял исподнюю мощь, а вообще по сей день благодарен: когда граф привел того в подземелье, из узников оставался лишь я. А он отсрочил мою погибель.

– Отсрочил? Каким же образом?

– Ох, сынок, – рассмеялся Сухарь, – ты сегодня любопытен без меры. Чем отплатишь за отцовскую доброту? Дракон отыскал для Брюса безделицу, оказавшуюся обломком табулы, что хранилась в Англии у Ньютона. Объединив две половинки, они разгадали секрет заклинания, оттого я жив до сих пор, Григорий.

– Записи хранились только в Сухаревой башне?

– Часть магических дневников я не успел захватить: Брюс их спрятал после смерти Петра в Подмосковье. Ты ведь сам откопал те бумажки в двадцать девятом году! Пытался утаить, я помню, сынок, не принес добычу в отцовские руки. Софи Вознесенская дурно влияла, расстарался ради красавицы, собственный орден привел к погибели. А знаешь ли, что творится с со-зданием, когда ломают святую башню, что проросла в его сердце?

– Вернись к дракону, добром прошу, – терпение Грига, и без того невеликое, высохло, как старый колодец. Из ногтей проросли ярко-желтые нити, оплетенные багровым сиянием.

– Напугал! – вновь развеселился Сухарь, заскрипел в своем кресле, заплакал от смеха. – Что ты можешь, никчемный, против меня? Ни знаний, ни силы, гонор один. От Тамары и то больше пользы. Ладно, уважу твое любопытство. Брюс отправил письмо Ньютону, где рассказывал обовсех шагах, приведших к удачному эксперименту. Да только англицкий маг к той минуте сам откинул копыта. Иронично, не так ли, сынок? Возможно, валяется это письмо в каком-нибудь пыльном королевском архиве. А что до дракона, я бился с ним, тяжко ранил аспида азиатского. Надеюсь, издох по дороге в Китай. В этом месть Сухаря за погибших товарищей: я отнял у Брюса лабораторию в башне, выселил прочь Навигацкую школу и новоявленное Бюро Кромки. Я прибрал к рукам бумаги фельдмаршала, пока тот рыдал над телом Петра в промозглых дворцах Петербурга. Когда Брюс умер, сразился с драконом. А тот, истекая исподней кровью, проклял меня и потомков моих. Мерзко так проклял, вспоминать неохота, что прошипел израненный гад. Что еще тебе интересно, никчемный?

– Владел ли дракон из эпохи Петра каким-нибудь инструментом? Музыкальным, я имею в виду. И зачем вернулся в Москву сегодня.