Книга Шесть опаленных роз, страница 54 – Карисса Бродбент

Но я отстранилась от него и направилась к своей сумке, валявшейся у подножия кровати. Роза внутри ее немного помялась, лепестки с одного бока сплющились. Я была должна ему два цветка. При мне в тот день была только эта роза, уродливая, помятая, искривленная, но все еще – всегда – живая.

Я ненавидела эти розы. Я так ненавидела их.

Вейл потянулся ко мне, но я лишь вложила розу ему в руку.

Мои глаза встретились с его, янтарными.

«Останься», – умоляло мое сердце.

– Иди, – произнесла я. – Я ухожу, и ты тоже должен уйти.

Вейл знал меня лучше, чем Фэрроу. Лучше, чем Мина.

К его чести, он не просил меня остаться.

* * *

Если бог оказывается рядом, это чувствуется в воздухе: он ломается и дрожит, замирает в твоем дыхании, трескается на твоей коже.

Все было точно так же, как и много лет назад.

Я ехала с той скоростью, какую мог развить мой бедный, измученный конь. В Адкову я прибыла перед самым закатом. Остановившись возле своего дома, я буквально спрыгнула с коня, распахнула входную дверь и принялась отчаянно звать Мину.

Я проверила свой кабинет, ее спальню, кухню. Дом был пуст.

Хотелось бы верить, что она просто отправилась в город, но волосы на моих руках встали дыбом. Должно быть, я в глубине души знала, что́ увижу, когда открою заднюю дверь, выходящую в поля.

Дверь открылась. На мгновениея вновь сделалась ребенком, стоящим в этом же дверном проеме и наблюдающим за отцом. Помню, как он упал на колени посреди этой бесплодной земли; помню то же самое чувство благоговейного ужаса.

Там и была Мина: на том же самом месте, спиной ко мне, окруженная кустами дикой розы.

Воздух был напоен неподвижностью. Тишиной.

Она стояла прямо – впервые за несколько месяцев. Костяная пыль не стала оседать с нее.

– Мина! – позвала я дрогнувшим голосом, приближаясь к ней робкими шагами.

Мина не повернулась – так и стояла, задрав голову.

Над нами кружились, кружились облака.

И там, в их сердцевине, был Витарус.

Витарус был великолепен.

Все боги прекрасны, о чем смертные догадываются. Но когда люди говорят, мол, боги прекрасны, вам представляется человеческая красота, в крайнем случае – нестареющая и совершенная, как у вампиров.

Нет. С богами все совершенно иначе.

Красота Витаруса была сравнима с великолепием горного хребта или грозы, с прелестью солнца, отражающегося от холмов на горизонте, с видом жестокой летней бури, которая лишает вас половины стада, с трагической красотой оленя, чье тело гниет, готовое вернуться в землю.

Витарус казался таким же прекрасным, как смерть за мгновение до ее прихода.

Высокий, зловещий, он спустился к земле, не касаясь ее, зависнув над колосками редких трав. Цвет его глаз и волос менялся – ближе то к солнечному свету, то к золоту пшеничной нивы, – а кожа отливала бронзой. На нем были свободные шелковые штаны и длинный халат без рукавов, который переливался зеленым и золотым; халат был расстегнут, обнажая худой торс, украшенный изображениями цветов и листьев. Руки до локтя были темнее, чем все остальное тело, – я никогда не могла понять, почему они выглядели по-другому, и сейчас бы тоже не догадалась, полностью отдавшись во власть всепоглощающего страха.

Бога окружал мерцающий белый туман. Водяной пар, поняла я, когда он приблизился и влага пристала к моей коже. Трава под его ногами зашелестела, позеленела, а затем увяла.