Книга Ночная радуга, страница 242 – Жанна Володина

Мы все, с удивлением слушающие Федора, конечно, не знаем. И Федор удовлетворенно продолжает:

— Набирал в рот воды и окатывал Егора с головы до ног!

Мы смеемся и очень радуем этим Тимофея. Он подпрыгивает и весело верещит.

— Мне хотелось бы, чтобы эта свадьба состоялась, но только если ты не против, — Никита привлекает меня к себе, его горячая широкая ладонь ложится на мою спину.

Я вспоминаю свадьбу Вари и Максима. Отчетливо помню собственные мысли, которые приходили мне тогда в голову: я хочу так же. И вот сейчас теплая волна любви к этому высокому сильному мужчине согревает меня, давая ощущение защищенности и покоя, такое же широкое и мощное, как его плечи.

— Я не против, — киваю я мужу. — Пусть будет свадьба.

— Ура! — кричат Женька, Евгений и Федор, Тимофей ворует розочку и на всякий случай перепрыгивает с рук Женьки на подоконник, прячась за штору.

— Лера! ЗИС 110Б! — как молитву, благоговейно произносит Федор. — Красавец! Сам белый. Салон белоснежный. Задний привод. Механика. Сто сорок лошадей!

Я почему-то представляю возле неизвестного мне ЗИСа Аркадия Сергеевича в элегантном черном костюме и ядовито-зеленой бабочке. Вспоминаю, как Виктор Сергеевич называл его пижоном.

— Надеюсь, мы приглашены? — радостно возбуждается Женька. — У Тимоши есть фрак и бабочка!

— Будем рады! — усмехается Никита. — Будут только друзья и близкие. Никаких нужных людей.

Тимофей высовывается из-за шторки и скалится, показывая довольно внушительные клыки.

— Это мы так улыбаемся! — объясняет Женька.

— У тебя не осталось вопросов к матери? — осторожно спрашиваю я лежащего рядом мужа, чей строгий профиль отбрасывает четкую тень на прикроватную стену. — Ты нашел успокоение в ее объяснениях?

Никита долго не отвечает, потом поворачивается ко мне, встречаясь со мной потерянным взглядом.

— Ты поняла, почему возле отца не нашли письмо?

— Его забрала Таисия Петровна, — отвечаю я, проводя пальцем по его скулам и чувствуя, как напрягается всё его тело. — Из кабинета есть еще одна дверь. Пока ты выбивал одну, она ушла через другую,унося с собой письмо.

— Это половина правды, — вздыхает Никита, ловя ртом мой палец, путешествующий по его полным губам.

— А что во второй половине? — пугаюсь я. — Что-то еще, чего я не знаю?

Никита резко встает с постели и отходит к окну. Мы не задергивали шторы. Ночь сегодня ясная, холодная. Звезд немного. Очень тонкий месяц изящной золотой скобкой украшает чернильное небо.

И, как всегда, в темноте, задолго до рассвета, тревожно и тоскливо на душе, если есть из-за чего расстраиваться. А у Никиты есть причина переживать: десять лет убежденной ненависти и глубокой скорби. Но теперь некого ненавидеть… и надо ли скорбеть?

Все эти сомнения написаны на лице Никиты, повернувшегося ко мне в порыве откровенности.

— Мой отец — предатель и вор, изменник и лгун. По словам моей матери и твоего отца, еще и трус. Лера! Это мой… мой! отец! Сильный, умный, честный, самый лучший на свете человек! За десять лет моя мечта о мести его убийцам, людям, подтолкнувшим его к самоубийству, стала не просто холодным блюдом — она стала единственной жизненной целью! Блюдом изысканным, из меню самой высокой кухни!

— Я понимаю, — искренне расстраиваюсь я, тоже вставая с постели.

Беру со спинки стула его большой банный халат и прячусь в него, ощущая озноб и желание согреться. Халат пахнет любимым мужчиной и домашним теплом.