Книга Ночная радуга, страница 244 – Жанна Володина

— Да. Ты слышала, она спросила «Меня накажут?». Она не о Ковалевских. Она об отце, — в голосе мужа отчаянная досада и настоящее горе.

— Ты не можешь ошибаться? — все-таки сомневаюсь я.

— Хочу. Очень хочу. Но не могу, — Никита садится на кровать и привлекает меня к себе на колени.

— Но как же… — я продолжаю искать логику и здравое зерно во всем, что он говорит. — Была же экспертиза. Профессиональный эксперт не мог не заметить очевидного. Ты бы сразу знал.

— Заключение профессионального эксперта? — Никита горько усмехается. — Сам я ничего не заподозрил. Обнаружив труп отца, я позвонил самому близкому на тот момент человеку — твоему отцу. Всё остальное время всё вокруг контролировал он. Я был в шоковом состоянии. Только спустя полгода стал задавать себе вопросы, нанял частного детектива. Узнал о том, что моя мать постоянно общалась с Вяземским и по телефону, и вживую. Сразу сделал выводы. Какие пришли на ум первыми. Казалось, всё подтверждалось. Тем более Вяземский вдруг закрылся, перестал со мной общаться. Ни от чего не открещивался, но ни в чем и не признавался. Я обвинял его в связи с моей матерью — он усмехался. Я обвинял его в доведении до самоубийства моего отца — он усмехался и молчал. Я пугал его страшной смертью — он усмехался, молчал и без слов указывал мне на дверь.

— Он защищал Таисию Петровну? — предположила я, прижимаясь к его плечу носом и чувствуя горячую потребность самой защитить этого очень сильного человека.

— Нет. Не ее, — Никита берет мое лицо в широкие ладони. — Меня. Я только сегодня понял это по-настоящему. Человек, которого я истово ненавидел, которого я жаждал уничтожить, не стесняясь привлечь к этому и его единственную дочь. Человек, которого я мечтал не просто стереть в порошок, а даже, прости, Лера, довести до выбора смерти вместо жизни…

Никите словно не хватает ни слов, ни воздуха — он замолкает и не заканчивает фразу. Я смотрю в его глаза, темные, карие, затягивающие меня в какой-то коловорот, и ничего не говорю. Я испытываю боль за Никиту и собственного отца одновременно.

— Вяземский просто защищал меня от правды. От меня самого. А потом, когда понял, что я не остановлюсь и погублю тебя, возненавидел меня так же сильно,как я его. Но правды так и не сказал, — Никита смотрит на меня, не отпуская мое лицо и вдруг спрашивает. — Ты простишь меня?

— Меня бы здесь не было, — честно отвечаю я любимому человеку и даже пытаюсь грустно пошутить. — Если ты вспомнишь, то это я тебя на себе женила, в последний раз…

Он прижимается губами к моим губам, не углубляя поцелуй, не настаивая на своих правах, едва прикасаясь, словно пытаясь оставить на моих губах легкий отпечаток своих.

— Не за мое поведение тогда, а за мою тупость! — досада искажает лицо Никиты. — Если бы всё оказалось так, как я был уверен, то хоть как-то можно было бы оправдаться! А теперь… Я совершенно не понимаю, что мне делать. Поднимать тени прошлого из могил? Настаивать на пересмотре дела? Упечь мать в тюрьму?

Я пугаюсь и молчу. Если бы мне пришлось принимать решение в подобном вопросе… То смогла бы я выбрать? Вряд ли.

— Есть еще Виноградов, — аккуратно напоминаю я. — Он кровно заинтересован в том, чтобы всё осталось внутри стен. Навсегда.

— Мне плевать на карьеру Николая Игоревича! — грубит Никита, смягчая недовольство теплым объятием. — Но мне не плевать на мать, как бы в это не верилось всем вокруг.