Книга Ночная радуга, страница 240 – Жанна Володина

— Ирину! — свистящим шепотом говорит загнанная в угол женщина. — Их драгоценную Ирину Ковалевскую. Моя лучшая подруга была любовницей моего мужа и новой любовью моего первого мужчины.

— Вы хотите сказать… — начинаю догадываться я.

— Не хочу сказать! — резко отвечает Таисия Петровна. — А говорю.

— Ирина Ковалевская была любовницей и Вяземского? — ласково сжимая мою ладонь, осторожно уточняет Никита.

— Я не знаю, была ли, — аккуратно прокрашенные красно-коричневой помадой тонкие губы Таисии Петровны кривятся в некрасивой усмешке, которая портит ее безупречный вид. — Но она сама мне хвасталась, что заполучила в постель и того, и другого, а муж ни сном ни духом. Эту ветхозаветную приговорку, стерва, несколько раз использовала. Рэм сам виноват. Мозги с трех десятков собрали, ему одному в черепушку вложили. Талант. Почти гений. А пустоголовая крашеная блондинка с тремя пластическими операциями ему эти уникальные мозги пудрила.

— Мама… — вдруг испуганно говорит Никита.

Именно испуганно. Вот сейчас он что-то понимает, чего совершенно не понимаю я, и боится этого, отчетливо, по-настоящему.

— В якобы прощальном письме Алексей написал правду обо мне. Я не могла допустить…

— Хватит! — Никита резко встает и за руку поднимает меня. — Не надо пугать Леру, мама.

Пока меня испугал только испуг Никиты: я ничего не понимаю, но мать и сын это делают без слов. Карие глаза Никиты темнеют до черно-грозовых и подозрительно блестят. Карие глаза его матери наполняются слезами, которые катятся по ее щекам, никем не останавливаемые, крупные, тяжелые, покаянные.

— Я вернусь к тебе, мама. Скоро вернусь. Один. Без Леры. И мы поговорим еще раз, — дрогнувшим голосом обращается к матери сын.

— Бережешь ее? — прижимая к себе колоду карт, устало спрашивает Таисия Петровна.

— Берегу, — просто отвечает Никита. — И тебя берегу. Просто раньше я не знал, что беречь надо от этого. Теперь знаю.

— Меня накажут? — сжимается в комочек Таисия Петровна.

— Ты достаточно себя наказала, — Никита отпускает меня, подходит к матери и целует ее в гордый лоб, на котором нет ни одной морщинки. — Я могу простить тебя, как сын. Прости себя сама, как мать.

В маленькой уютной квартирке Женьки и Евгения тепло и весело. Нарядный Тимофей в атласной голубой жилетке и памперсах хватает с огромного торта разноцветные безешки и торопливо, пока не отобрали, отправляет их в жадный рот.

— Обезьянам нельзя безе! — строго упрекает питомца Женька, в очередной раз не успев отобрать яркую хрупкую розочку.

Удивление в круглых наглых глазах Тимофея читается легко: «Это кто здесь обезьяна?»

Мы празднуем день рождения Тимофея. Приехали сюда сразу из дома Таисии Петровны, которую оставили в гостиной эмоционально выпотрошенной, но с высохшими слезами.

— Надо прийти в себя, — объясняет Никита, долго целуя меня в машине. — Или я сойду с ума. Тебе ведь не нужен сумасшедший муж?

Киваю с согласием. Мне вполне хватит сумасшедшей свекрови.

Ветеринар Федор купил любимцу, точнее, конечно, нам торт. Кулинарный шедевр поражает и своими размерами, и ядовито-ярким цветом крема, и количеством безе в виде мелких розочек, которыми украшен.

— Скоро Тимошка и слово «обезьяна» будет считать ругательным! — шепотом возмущается Евгений. — Не удивлюсь, если попросит паспорт и долю в нашей двушке.