Книга Ночная радуга, страница 134 – Жанна Володина

Глядя на приехавшего Федора, который, осмотрев собаку, разговаривает с Никитой, уезжающую ветеринарную скорую, опухшую от слез Риту, я вдруг понимаю, что пошел обратный отчет времени, тягостно давящий на виски и глаза. С того момента, как Федор, увидев меня, грустно улыбается и здоровается, минуты начинают идти физически ощущаемо.

Рыдающую Риту, уцепившуюся за руку Верещагина, Никита с трудом отрывает от себя и передает в руки одного из охранников.

Огромный черный внедорожник. Верещагин садится за руль. Я, Федор и Туман в салоне. Более двух часов в пути. И молчание, звенящее молчание, из-за которого закладывает уши.

Мы приезжаем на берег небольшой реки. Никита берет собаку на руки и, вытащив из салона, бережно кладет на расстеленный на гальке плед. Туман в сознании, он тяжело дышит, но не скулит. Большие умные темные глаза почти такого же оттенка, что и у хозяина, с мукой и болью смотрят на него.

— Ну что ты, друг? — ласково спрашивает пса Верещагин, садясь на плед рядом. — Скоро не будет больно, обещаю.

Федор обнимает меня за плечи и отводит в сторону. Мы стоим с ним на береговой гальке и смотрим на темную осеннюю воду. Меня трясет мелкой противной дрожью.

— Замерзла? — шепотом спрашивает Федор.

— Нет, — отвечаю я, зуб на зуб не попадая. — Что сейчас будет? То, о чем я думаю?

— Да, — после короткого перерыва на вздох говорит Федор.

Поднимаю на него глаза и вижу страдание и скорбь на искаженном гримасой лице. В глазах симпатичного блондина усталость и настоящее горе. Киваю, не в силах сказать что-то еще, нервно кутаясь в куртку.

— Федор! — негромко окликает друга Никита.

— Не смотри туда, — просит меня Федор, резко сжимает мою безвольно висящую вдоль тела руку и идет к Верещагину и Туману.

Сначала я отворачиваюсь, чувствуя, как мутные слезы наполняют глаза и размывают видимость. Потом неведомая сила заставляет меня повернуться обратно. Я вижумрачную решимость на лице Верещагина, бледное спокойствие Федора, закрытые глаза собаки. В размытой слезами картинке в руках Федора появляется шприц. Неожиданно, не переставая держать пса за лапу, Верещагин поднимает лицо в мою сторону, и я вижу слезы в его больших выразительных глазах. Скорбные мужские слезы. Это практически невыносимо. Снова отворачиваюсь, чувствуя, как бухает тяжелыми толчками мое сердце.

— Лера! — окликает меня Федор.

На берегу нет ни Верещагина, ни собаки. В сознание врываются тихий плеск воды у берега, далекий шум автострады, шелест листьев прибрежных кустов и дыхание молодого мужчины.

— Где Никита? — спрашиваю я, но никаких звуков мой рот не произносит, прокашливаюсь и спрашиваю еще раз.

— Они с Туманом ушли в лес, — отвечает Федор, протягивая руки и неожиданно обнимая меня, прижимая к себе.

Позволяю ему это делать без сопротивления. Но слез нет. Есть только першение в горле и головная боль, напавшая резко и выкручивающая виски, давящая на затылок.

— Они ушли? — глупо переспрашиваю.

— Никита понес Тумана в лес. Хоронить. Им надо побыть одним, — шепчет мне Федор. — Не стесняйся, поплачь.

— Я никогда не видела эту собаку, — зачем-то сообщаю я Федору. — Сегодня первый раз. И последний.

— Туман у Никиты давно. Пойнтеры — очень преданные собаки. Охотники, не сторожа. Верещагин сегодня потерял настоящего друга, — говорит мне Федор, гладя плечи и унимая дрожь.