Книга Ночная радуга, страница 133 – Жанна Володина

— Зачем? — спрашиваю я его каменную напряженную спину. — Я не собираюсь пользоваться ситуацией и сбегать!

— Я тебе не верю! — не оборачиваясь, отвечает Никита.

В салоне автомобиля устанавливается вязкая, неподвижная, давящая тишина. Видимо, что-то случилось, поскольку ситуация для Верещагина оказалась неожиданно трагической.

Автомобиль еще движется во внутреннем дворе дома семьи Верещагина, а взволнованная Рита, с красным заплаканным лицом, уже бросается под колеса, обегая машину скорой ветеринарной помощи.

— Никита! — воет она, бросаясь Верещагину на шею, и некрасиво причитает. — Как же так?!

Верещагин отцепляет Риту от себя, отставляет ее в сторону и хрипло спрашивает:

— Где он?

— В гостиную принесли, когда скорую вызвали, — семенит за Никитой Рита.

ВикторСергеевич помогает мне выйти из машины и накидывает на плечи плащ. Я не успела переодеться, честно говоря, и не вспомнила о том, что это надо сделать, поэтому по-прежнему в домашнем платье-халате и балетках.

В гостиной на диване на клетчатом пледе под капельницей лежит большая охотничья собака. Мощное, подтянутое, пропорциональное тело, серое с черными пятнами, занимает собой почти весь диван. Шея длинная, мускулистая. Большая коричневая голова откинута назад. Двое мужчин в ярко-синих халатах негромко переговариваются между собой.

Верещагин встает на колени возле дивана, положив одну руку на передние лапы пойнтера, а вторую на его голову.

— Что с ним? — спрашивает он срывающимся на хрип голосом. — Действительно, отравлен?

— Да, — отвечает один из врачей. — Мы промыли ему желудок, поставили капельницу, но…

— Но что?! — рычит Верещагин.

— Но это мало поможет, — вежливо и спокойно отвечает ветеринар. — Мы не дали ему умереть, чтобы вы могли с ним проститься.

— Почему? — очень тихо говорит Никита. — Чем он мог отравиться?

— Он и не мог, — так же тихо обращается к Верещагину второй врач. — Его отравили. Яд сильный и доза слишком большая. Я бы посоветовал вызвать полицию.

— Совсем ничего нельзя сделать? — поднимает голову Никита. Лицо бледное, глаза бешеные и темные.

— Можно, — осторожно отвечает первый. — Можно продлить его мучения на несколько недель, даже месяцев. Но он не будет ходить, видеть и слышать.

Всё это время я стою в дверях гостиной, спиной опираясь на грудь Виктора Сергеевича. Происходящее кажется невероятным, нелепым и страшным. Впрочем, таким оно и является.

— Как же так?! Как же так?! — мечется по гостиной Рита, до этого момента замершая рядом со мной, а сейчас беспрерывно мерящая широкими шагами комнату. — Надо его лечить! Лечите немедленно! Никита! Что ты молчишь?!

Никита резко вскидывает голову:

— Сядь!

Его окрик, нервный и грозный, действует на Риту мгновенно — она, пискнув, плюхается в рядом стоящее кресло.

В течение последующего часа ветеринары сидят возле собаки, лежащей под капельницей. Рита уходит в свою комнату (выяснилось, что у Риты есть в этом доме своя комната) плакать. Верещагин, мрачный, рвущий сердце мертвым выражением лица, отдает мне приказ переодеваться и готовиться к поездке.

— Переодетьсяво что? — тихо спрашиваю я, не глядя ему в глаза.

— Что-нибудь спортивное и теплое, — бросает он и выходит, говоря с кем-то по телефону.

Надеваю черные джинсы и серый свитер оверсайз с высоким воротом, беру с собой стеганую куртку и спускаюсь вниз. Чудесные деревянные птички на перилах лестницы кажутся живыми и теплыми на ощупь, снова не отказываю себе в удовольствии их погладить.