Книга Ночная радуга, страница 131 – Жанна Володина

— Вас ждут к обеду. Через сорок минут, — вежливо сообщает он, открыв дверь.

— Меня ждет заточение с обязательным приемом пищи в компании с Верещагиным? — бормочу я, вставая.

— Не могу знать! — негромко отвечает мужчина. — Но поесть всегда пригодится.

— Здесь переодеваются к обеду? — интересуюсь я.

В доме отца меня это совершенно не волновало.

— Не знаю, — Виктор Сергеевич улыбается мне и слегка пожимает плечами. — В этом доме никто, кроме Никиты Алексеевича, еще не жил. Какую традицию заведете — так и будет.

Вот еще! Я не буду заводить никакие традиции в чужом для меня доме. Но переоденусь. Выбираю темно-синее платье-халат с элегантным запахом и широким поясом. И балетки.

Обедна двоих накрыт в гостиной. Верещагин разговаривает по телефону.

— Нет, Рита! Тебе не стоит сюда приезжать. Да. Мы с Лерой хотим пока оставить в тайне это место. Сама понимаешь, медовый месяц.

— Медовым назвали месяц потому, что молодожены должны за месяц допить всю медовуху, которую заготовили к свадьбе. Потом испортится, — вежливо сообщаю я «мужу» и корректно добавляю. — Это одна из версий. Мне подруга Варя рассказывала.

Верещагин отключает телефон и негромко говорит:

— А я думал, что это название связано с тем, что молодая жена — сладкая женщина. С ее уст мед пить надо.

Мои губы почему-то пощипывает от этих слов, и я сдерживаюсь, чтобы их не облизать.

— Такая версия мне не известна, — отвечаю я.

— Проверим? — говорит Никита хрипло, как будто в горле першит.

— Не стоит, — прячу взгляд и сажусь за стол.

После того, как Виктор Сергеевич помогает мне сесть, он встает за моей спиной в паре шагов и застывает на месте.

— Спасибо, ваши услуги больше не нужны! — мрачно говорит моему охраннику Верещагин. — Мы будем обедать в одиночестве. Свободны, Виктор Сергеевич. Я способен защитить свою жену в периметре гостиной. Вас это тоже касается. Я всё смогу положить на тарелки сам.

Никита обращается к той самой женщине, что обслуживала нас утром за завтраком. И мы остаемся одни. За сырным супом-пюре, который Верещагин разливает по тарелкам, мы молчим. Под красивой белой фарфоровой крышкой с крупными красными маками на настольном мармите на подогреве оказывается… мой золотой карп.

— Я не буду его есть, — говорю я твердо, складывая приборы.

— Почему? — Верещагин сжимает челюсти. — Потому что я его не выпустил?

— И поэтому тоже, — киваю я.

— Ты объявляешь голодовку? — усмехается Никита.

— Смешно и легко объявлять голодовку, когда съел целую тарелку супа, — спокойно отвечаю я.

— Злата приготовила карпа под совершенно чудесным сметанным соусом, — голосом искусителя сообщает мне Верещагин.

— Злата? — переспрашиваю я.

— Женщина, которая нас обслуживает, — поясняет Верещагин. — Она работала в моем доме со времен моего отца. Теперь, когда я решил жить отдельно, она выбрала работу у меня.

— Выбрала? — не понимаю я.

— Мать не отпускала ее от себя, — Верещагин мягко мне улыбается. — Но Злата попросила меня ее забрать. Естьвозражения?

— Нет. Возражений нет, — отвечаю я. — Меня вообще это не касается.

Буквально через пару мгновений Никита оказывается за моей спиной и кладет свои горячие ладони на мои напряженные плечи. Ласковое давление сильных рук. Нежное поглаживание шеи. Большие пальцы добираются до затылочных костей и начинают круговые движения. Приятная легкая боль доставляет удовольствие.