Книга Ночная радуга, страница 128 – Жанна Володина

Верещагин молчит, ничего не отвечая.

— Причину своей боли ты прекрасно знаешь. Теперь будь сильным — прости. Не Вяземского, не Таисию Петровну, не Николая Игоревича. Себя прости за ненависть.

— Если мне понадобится духовник, я пойду в церковь! — грубит мне озлобленный и напряженный мужчина. — Так можно от прощения договориться до чувства глубокой благодарности врагу за преподнесенный урок!

— Прощать и пережить — разные вещи, — настаиваю я, пока мне не заткнули рот и не запретили говорить. — Ты уже искалечил себя. Не надо калечить меня и Виноградовых. Сколько бы это ни стоило.

Верещагин поворачивается ко мне всем корпусом:

— Моего отца нет. Ты понимаешь это? Его нет. Он точно так же, как и твой, мог бы сейчас жить, открывать выставки, сниматься на телевидении. Он мог дождаться нашей свадьбы и внуков.

Так… Приехали… Ещё и это… Он продолжает свою дуэль, только теперь не с Андреем, а со мной…

— Послушай! — я по-прежнему не убираю ладонь с его колена. — Эту часть твоих фантазий мы обсуждать не будем. Ты хотел меня использовать — передумал. И бог с этим!

— Я не передумал, — его ладонь накрывает мою и до боли сдавливает. — Я не откажусь от своего решения. Господам Виноградову и Вяземскому должно быть так же плохо, как и мне.

— Ты не хочешь слышать ни меня, ни кого-то еще, — сдаюсь я, пытаясь забрать руку.

— «Советы мы принимаем каплями, зато даем ведрами». Это тоже Конфуций, — отрезает Верещагин вставая и подавая мне удочку.

— Не буду, — вредничаю я. — Ни ловить, ни есть. Отпусти ту, что я поймала.

— Она может не выжить. У нее порвана губа, — мужчина мрачен и задумчив.

— И я, — говорю я, подняв лицо к нему. — Я тоже могу не выжить. У меня тоже порвана губа. А ты продолжаешь дергать.

Когда мы возвращаемся в дом, Верещагин отдает пойманного мною золотого карпа на кухню. Свой выбор он сделал. Так и меня скоро приготовят по его приказу в сухарях или в сметане.

— Всё, что неожиданно изменяет нашу жизнь, — не случайность, — ласково говорит мне Варя.

Ее голос в телефонной трубке звучит успокаивающе и убаюкивающе, согревает и утешает, как теплое молоко перед сном. Или я всё-таки очень хочу спать.

— Давай подумаем, зачем в твоей жизни появился Верещагин? Вот такой, жесткий, грубый, опасный?

— В наказание? — недоверчиво спрашиваю я, устало рассмеявшись. — Как учитель и урок?

— О! — Варя иронично усмехается. — Это очень глобально! Так масштабно мыслить мы пока не будем… Давай по-другому. Что появилось в твоей жизни вместе с ним? То, чего до этого не было точно?

Отвечаю подруге, не задумываясь, очень быстро:

— Эмоции! В основном, негативные! Ощущение бессилия что-либо объяснить, доказать.

— И чем это плохо? — наивно спрашивает Варя. — Ты только не обижайся, Леруся, но у тебя очень ограниченный лимит на выдачу эмоций окружающим. Теперь ты точно знаешь, что у тебя они есть.

— И что дает мне это знание? — не понимаю я истинного смысла Вариных умозаключений. — Он пробил меня эмоционально. Я теперь дырявая… В чем счастье?

— Не совсем счастье, — терпеливо вздыхает Варя. — Скорее опыт.

— Хорошо, — не спорю я и уточняю. — Вот ты нынче получила опыт новых отношений с мужем. Три недели жила со стойким убеждением о его измене. Потеряла прежние жизненные ориентиры. Училась, вернее, планировала жить по-новому, без него. Без Макса. Что это тебе дало?