Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 19 – Арсен Гуссе

– И тогда, без сомнения, явилась у него мысль вырыть самому могилу для жены.

– Да, он хотел сперва похоронить ее в саду, но, обожая ее красоту, не мог решиться скрыть ее навсегда от глаз. Путешествуя по Египту в 1869 году, при открытии Суэцкого канала, виконт изучал мумии вместе с Теофилем Готье ^[9] и одним армянином, который уверял, будто открыл древнее искусство бальзамировать. Вот почему им овладела одна из тех маниакальных идей, которые доводят до гроба; он решил забальзамировать жену и хранить ее почти на глазах, чтобы упиться своей скорбью, жить ею и умереть от горя.

– Гораздо проще было оставить ее в живых!

– Виконт никому не мог вверить своей тайны. Поэтому отказался от мысли похоронить убитую в саду, где мог бы выстроить подземную часовню, а вспомнил о той комнате, где убил жену и где она, еще не остывшая, лежала на софе. Под комнатой не было наката: паркет находился на слое асфальта, которым залили почву, чтобы предохранить здание от сырости. Вечером виконт отказал трем слугам, говоря, что на другой день отправляется с женой в долговременное путешествие. И, оставшись один, совершил эту ужасную работу. На другой день вечером все было окончено.

Сатана рассказал потом, что в течение трех или четырех дней до своего путешествия и по возвращениив Париж виконт наслаждался созерцанием умершей жены. Следы быстрой агонии исчезли при бальзамировании. Убитая сделалась мертвенно-бледной, почти прекрасной и улыбающейся.

Виконт не мог долго прожить в подобном обществе. Он умер в комнате убийства, не имея времени перенести труп в сад, где, наверное, его никогда не нашли бы под слоем земли толщиной в несколько футов.

Под конец виконт предал себя Божьему милосердию, умирая ежедневно от тысячи страданий, поддерживая свою агонию созерцанием трупа, целуя ковер, когда не имел более сил открыть могилу.

– Вот почему гнев – смертный грех, – подытожил маркиз Сатана. – Он поражает и убивает.

Он показал мне фотографическую карточку виконтессы де Мармон. Это была прелестная женщина с густыми белокурыми волосами и голубыми томными глазами. В виде насмешки на шее было надето сердце, пронзенное стрелой.

– Что касается Розы, – добавил маркиз в заключение, – то она не требовала серег. Когда вы ее встретите, заговорите с ней о ее страхе, и она расскажет вам, с каким ужасом припоминает белую фигуру, освещенную слабым светом восковой свечи. Расскажет, бледнея при одном воспоминании, как сорвала одну серьгу, коснувшись рукой холодного лица.

Однажды утром маркиз Сатана сказал мне:

– Вы не верите в демонов, но, быть может, верите в ангелов. Вчера вы любовались женщиной, у которой на лице написана кротость и доброта; настоящее ангельское лицо.

– Вчера, где?

– В Опере, в соседней с нами ложе.

– Ах да.

– И вы смотрели на нее страстно, как влюбленный, готовый приступить к объяснению.

– Сперва мне казалось, что я знаю ее, но, наконец, я отвернулся, потому что не люблю терять напрасно время. Эта женщина способна любить только платонически.

Дьявол взглянул на меня насмешливо.

– Вы хорошо сделали. Лицо этой женщины есть зеркало ее души.

И маркиз Сатана рассказал мне историю дамы, прозванной «воплощенной добродетелью». Историю эту я знал отчасти.

Если бы Франция имела побольше таких капитанов, как Шарль Флерио, то все немцы были бы оттеснены за Рейн.