Книга Хозяйка заброшенного замка, страница 17 – Надежда Соколова

Ирма принесла чай — тот же травяной сбор, но на сей раз в простом глиняном чайнике, и поставила его на низкий столик между нашими креслами. Рядом появилась тарелка с орехами и сушеными яблоками. Ирма бросила оценивающий взгляд на камин, поправила полешко кочергой и удалилась, оставив нас в этом коконе тепла и белого шума снаружи.

Я сидела, закутавшись в большой шерстяной платок, и смотрела в окно, где, кроме белой мглы, не было ничего видно. Утреннее зрелище — Дерек с топором в руках — все еще стояло у меня перед глазами, смешиваясь с призрачным эхом ночного сна. Противоречие было слишком острым.

— Он хороший мальчик, Леопольд, — тихо сказал Дерек, как бы продолжая вслух нить своих мыслей. Он держал чашку в обеих руках, грея ладони. — Упрям, как и положено в его годы, но сердце на месте. И учится не для галочки. Сегодня с топором управлялся хуже, чем с рапирой, но не сдавался.

— Вы были очень терпеливы с ним, — ответила я, все еще глядя в снежную пелену. — И с Эдгаром вчера… Я до сих пор не знаю, как вас благодарить.

— Не стоит. Как я уже говорил, простые навыки. Интереснее другое. — Он сделал паузу, и я почувствовала на себе его взгляд. — Вы здесь, в этой глуши, создали для них островок.Не роскоши, а… нормальности. Где можно быть просто мальчишками, а не наследниками титула и амбиций. Это куда ценнее любой благодарности.

Я обернулась и встретилась с его глазами. В отблесках огня они казались не серыми, а почти золотистыми.

— Нормальности? — Я не могла сдержать легкой, горьковатой усмешки. — В полуразрушенном замке, с одной служанкой-орчихой и старым кучером? Это они воспринимают как приключение, экзотику. А потом возвращаются в свой настоящий мир.

— А что такое «настоящий»? — спросил он, отхлебывая чай. — Тот, где все притворяются, надевают маски и играют роли, от которых сами же устали? Или тот, где можно рубить дрова, потому что они нужны, ухаживать за больным, потому что он страдает, и молчать, глядя на снег, потому что слова просто не нужны?

Его слова висели в воздухе, смешиваясь с треском огня. Он говорил не для красного словца. В этом чувствовалась усталая, выстраданная убежденность.

— Вы ищете тишины, граф? — спросила я, поддаваясь внезапному порыву. — От того «настоящего» мира?

— Дерек, — мягко поправил он. — И да. Ищу. И, как ни странно, нахожу ее здесь. В вашей… нормальности.

Он жестом обвел комнату: потертую мебель, старые портреты, пляшущие тени.

— Здесь нет лжи. Холод — он настоящий. Голод — настоящий. Тишина — настоящая. И тепло от этого камина, — он кивнул на огонь, — оно согревает не только тело. После столичных салонов с их душными каминами и ледяными улыбками это — бальзам.

Снег за окном гудел, заваливая все следы, стирая границы. И в этой белой, звуконепроницаемой изоляции его слова звучали не как комплимент, а как исповедь. Я смотрела на него — на этого спокойного, сильного человека, который мог вправить вывих, нарубить дров и теперь сидел в моем ветхом кресле, говоря о тишине, — и чувствовала, как последние шипы неприязни и неловкости внутри меня ломаются и тают, как снежинки на горячей печке.

— А снег… — сказала я вдруг, снова глядя в окно. — Он как будто все заминает. Скрывает. Дает передышку.

— Да, — тихо согласился он. — Передышку. Прежде чем снова войти в бурю.