Книга Хозяйка заброшенного замка, страница 15 – Надежда Соколова

Проснулась я от резкого, знакомого холода. Он пробирался сквозь щели в стенах и одеяла. Сначала несколько секунд я лежала с закрытыми глазами, пытаясь удержать остатки того тепла, того ощущения полной, безоговорочной безопасности. Сердце билось часто и радостно, будто только что пробежалось по солнечному лугу.

Потом реальность вернулась, жесткая и неумолимая. Тяжелые балки потолка, полумрак, пронизывающая сырость. Тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра в трубе. Пустотав соседней комнате и во всем этом огромном, холодном доме.

Я резко перевернулась на бок и сжала веки, пытаясь выдавить нахлынувшую волну острой, почти физической боли. Это было не просто сожаление. Это была тоска по чему-то, чего никогда не было и, скорее всего, никогда не будет. Сон был таким ясным, таким осязаемым, что его призрачное счастье обожгло сильнее любого кошмара. Он показал не просто альтернативу, а жестокую насмешку над моим одиночеством, моей бедностью, моим статусом вечной «старой девы».

Слезы, горячие и горькие от стыда за собственную слабость, пробились сквозь ресницы и впитались в грубую ткань наволочки. Я лежала и смотрела в предрассветный мрак, и счастливые голоса детей еще звенели в ушах, смешиваясь с ледяным сквозняком, ползущим по полу. Этот сон был самым прекрасным и самым жестоким подарком, который могла преподнести моя уставшая душа. И теперь, когда рассвет только-только начал размывать черноту за окном, мир казался не просто обычным — он казался опустевшим и невероятно, несправедливо бедным.

Утро после того сна было странным. Я спустилась на кухню, чувствуя себя разбитой, будто всю ночь таскала камни, а не отдыхала. В голове еще стояла яркая, болезненная картина того несуществующего счастья, и каждый взгляд на голые стены и простую утварь отдавался тихой щемящей болью.

Завтрак был уже готов. Ирма, молчаливая и деятельная как всегда, поставила на стол кашу из грубой крупы, сдобренную топленым маслом и медом, и тот же травяной чай. Запах был знакомым и успокаивающим.

Дерек и Леопольд уже сидели за столом. Леопольд, под влиянием вчерашних событий, смотрел на Дерека уже не с прежним снисхождением к «теткиному гостю», а с неподдельным уважением. Они тихо обсуждали что-то, связанное с фехтованием, и Дерек что-то чертил на столе пальцем, объясняя принцип какого-то приема.

— Доброе утро, тетя, — сказал Леопольд, чуть привставая — сказывалась выучка.

— Доброе утро, Ирен, — Дерек встретил мой взгляд своей обычной, спокойной полуулыбкой. В его серых глазах не было ни намека на то, что он мог видеть мои ночные терзания. И я была этому безумно рада.

Мы позавтракали почти молча. Ирма собрала на поднос порцию для Эдгара — кашу, чай, кусок вчерашнего печенья — и без лишних слов удалилась наверх.

— Как нога? — спросила я, когда она вернулась.

— Отек спадает, —коротко доложила Ирма, принимаясь мыть посуду.

После завтрака Дерек отодвинул тарелку и посмотрел на Леопольда.

— Что скажешь, будущий полководец? Не засидимся же мы в четырех стенах. Пойдем, подышим воздухом, осмотрим окрестности. Без твоего брата-сорванца нам будет проще.

Леопольд с готовностью кивнул, явно польщенный таким обращением.

Они облачились в верхнюю одежду и вышли через черный ход, ведущий к хозяйственному двору. Я, закончив с чаем, машинально подошла к небольшому слюдяному окошку, выходящему именно туда. Сначала я видела, как они неспешно идут по утоптанной тропинке, Дерек что-то показывает рукой в сторону леса, объясняя, видимо, какие-то особенности местности. Потом они приблизились к поленнице, где старый Якоб, согнувшись, уже начинал свое ежедневное дело — заготовку дров на неделю вперед.