Книга В твой гроб или в мой?, страница 21 – Жаклин Хайд

— Не мог бы ты, пожалуйста, постараться не быть мудаком несколько часов? Я знаю, тебе, должно быть, очень тяжело, но, чувак, это всего лишь гримерка. Успокойся, — шиплю я в ответ.

Он открывает рот, и я прикладываю палец к его губам, призывая молчать. Ни одна из дам не была грубой. Может, и приставучей, но не грубой, потому что посмотрите на него. Я тоже хотела к нему приласкаться, пока он не откроет рот. На врунишке горят штанишки.

Я улыбаюсь женщине, игнорируя его.

— Привет, я бы хотела это примерить.

— Конечно, — отвечает она, одаривая меня благодарной улыбкой с облегчением. — Очень сожалею. Мы только открылись.

Моя улыбка становится шире, и я захожу в маленькую примерочную, не упуская из виду выражение лица Влада. После того, как я запираю дверь, улыбка исчезает, когда я смотрю на платье и морщусь. Ух ты, какое крошечное.

Как только я снимаю одежду, я понимаю, что эта вещь мне никогда не подойдет. Ткань облегающая, а V-образный вырез, похоже, достанет до пупка.

— Ты в порядке? — спрашиваетон. — Сколько времени нужно, чтобы одеться?

— Ммм. Думаю, мне нужен размер побольше…

— Оно облегающее. Просто примерь, и если что я принесу другой размер, — раздается женский голос.

После того, как я минут пять втискиваю свое тело в это платье, я смотрю в зеркало и громко стону.

— Я похожа на Эльвиру.

Груди вываливаются из этой штуковины, а длинный разрез на бедре слишком откровенный.

— На кого? — говорит Влад растерянным голосом, и я закатываю глаза.

Ладно, это справедливо. Не все знают, кто такая Эльвира. Я целую вечность смотрела ее с Бернадетт и моей бабулей, потому что это любимое бабушкино шоу. Но то, как мои сиськи вываливаются из этой штуки, просто дико, даже несмотря на то, что я выгляжу супер сексуально.

— Оно не подходит. У вас случайно нет брюк?

Одна из женщин кричит, что поищет их, в то время как Влад начинает что-то бормотать на странном языке — румынском, я полагаю.

— Я говорю на английском, Влад, — напоминаю я ему через дверь.

— Выходи.

Этот парень не может говорить серьезно.

— Э-э, определенно нет.

Он стучит один раз в дверь, пугая меня так, что я визжу.

— Обри, — говорит он, и мурашки бегут по спине. Должно быть преступлением, что мое имя звучит так греховно в его глубоком голосе с акцентом. — Выходи сюда сию же минуту, или я войду.

Иисус святой Рузвельт Христос.²⁰ Если он еще раз попробует заикнуться о сиськах под носом, я отлуплю его.

— Хорошо.

— Прекрасно.

Медленно открываю дверь и выхожу, по коже бегут мурашки. Я встречаюсь взглядом с Владом и упираю руки в бедра, позируя. Его глаза темнеют, а руки сжимаются в кулаки.

— Что ты думаешь? О, подожди, — я хватаю свой телефон и толкаю его ему в грудь. — Сфотографируй.

Он смотрит на телефон, ошеломленный.

— Нет.

Я читаю бейджик с именем блондинки и передаю ей телефон.

— Кларисса, сфотографируй меня, пожалуйста.

Она кивает, и я улыбаюсь в ответ.

— Я думаю, тебе нужно на несколько размеров больше, — с насмешкой произносит злой голос.

Моя улыбка исчезает, когда слова доходят до меня. Тон брюнетки ехидный и снисходительный. Камера вспыхивает, и Кларисса возвращает мне телефон, свирепо глядя на брюнетку, которая пожимает плечами и уходит.

— Очень сожалею об этом. Она новенькая.

Меня захлестывает волна унижения. Влад,который все это время молчал, смотрит, сжав челюсти, держа руки в кулаках, и я замираю.