Книга Все проклятые королевы, страница 47 – Паула Гальего

— Не хочу заниматься любовью с тобой здесь, — говорит он.

Я сдерживаю слабый, жалобный звук, который, вероятно, заставит меня позже почувствовать стыд.

Кириан снова издаёт тихий, низкий смех, который скользит между моими плечами и окутывает всю спину. Затем он прижимает губы к моему уху, и его слова становятся чистой провокацией.

— Когда выберемся отсюда, если ты всё ещё захочешь, я сделаю это. Отнесу тебя в первую попавшуюся постель и буду заниматься любовью с тобой всю ночь.

Возбуждение накатывает на меня медленными волнами, как пульсация, настойчивая и угрожающая поглотить всё вокруг. И Кириан так близко, чертовски близко… Я понимаю, что его дыхание — тяжёлое, сбивчивое. Его щеки залиты краской, а темный взгляд затуманен.

Он тоже на грани потери контроля. Мне кажется, что не придётся долго просить его, чтобы он забыл о всех своих благих намерениях и просто сорвался.

Но я не прошу.

Я отступаю на шаг назад и пытаюсь взять себя в руки. Щёки горят от смущения, я проглатываю тяжёлую слюну, на мгновение закрываю глаза и спрашиваю с той спокойной уверенностью, какую только могу собрать:

— Что ты хочешь сейчас? — Голос хриплый, я немного покашливаю, пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце. Тогда яосознаю кое-что. — Твои раны… Как ты?

— Было и лучше, но я выдержу, — отвечает он искренне, и в его взгляде вспыхивает что-то — искорка, мгновенный блеск, который он пытается скрыть, когда понижает голос. — Ты доверяешь мне?

Я наклоняю голову, напряжённая.

Кириан улыбается, хотя его губы не могут скрыть ту печаль, которая продолжает жить в его глазах. Затем он медленно приближается.

— Скажи «да», — шепчет он, словно мурчащий кот.

Я смотрю на него, настороженная, но всё же заинтригованная.

— Что ты задумал?

Он делает ещё шаг ко мне, снова находясь слишком близко, и моё сердце ускоряется. О, Марии… это не может быть нормальным.

Кириан расстёгивает ремни на своём жилете, а затем открывает первые пуговицы рубашки, обнажая повязки. Затем он достаёт нож — я не понимаю, откуда, — и, быстрым движением, рвёт бинты.

— Что ты делаешь?

Он берёт мои руки, обе, и направляет их, кладя по обе стороны от ран.

— Попробуй.

Я вижу в его взгляде надежду, странную, безумную, и вдруг всё становится понятно, хотя я немного сердита.

— Я уже говорила, что у меня нет магии, кроме той, что позволяет мне менять форму.

Я пытаюсь отдернуть руки, но Кириан крепко удерживает меня за запястья.

— Что мы теряем, если попробуем? Если ничего не произойдёт, я буду просто дураком, и ты сможешь посмеяться надо мной. А если мои раны снова заживут, как в ту ночь, я буду лучше сражаться против этих тварей. Так или иначе, мы выигрываем.

Я знаю, что происходит, когда он улыбается своей лучшей улыбкой.

Лукавой, похотливой.

Медленно, почти нехотя, я снова кладу свои руки на его раны. Это правда — они гораздо лучше, чем я ожидала, почти зажили, чистые, хотя, должно быть, ещё болят. И татуировка, эти великолепные линии с цветами, лозами и лицом Гауэко, повреждены в нижней части.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала? — шепчу я, едва слышно.

— Было бы хорошо, если бы ты повторила то, что сделала той ночью, когда нас атаковал Ингума.

Я облизну губы.

— А что я сделала?

— Что ты чувствовала?

— Ужас, — отвечаю я искренне. — Ингума заставил меня чувствовать ужас. Я видела, как тебя вот-вот съедят, а я не могла добраться до тебя. Ты умирал, и я снова теряла тебя.