Книга Все проклятые королевы, страница 152 – Паула Гальего

Кайя продолжает путь, даже не оборачиваясь.

Огонёк, сопровождавший нас, гаснет, как только мы ступаем на тропу, ведущую к главному мосту и дворцу.

Лишь тогда она оборачивается.

Её лицо скрыто в тенях.

— Некоторое время ходить во тьме.

Я сглатываю.

И вскоре понимаю, насколько это правда.

Потому что, когда мы приближаемся настолько, что свет должен был бы осветить Кайю, все огни в округе гаснут.

И мы с Евойбыстро учимся держаться на безопасном расстоянии, чтобы эти тени не коснулись и нас.

Мост, на котором стоит дворец, скрывает в себе переход — крытую галерею, что проходит через всю величественную конструкцию.

Она полна арок и балконов, выходящих прямо к реке, которые на самом деле служат опорами для здания.

На входе в этот переход нас встречает первая соргинак — лишь тёмный силуэт в тканях.

Чем ближе мы подходим, тем отчётливее я понимаю: она стара.

Худая, узкая фигура держится с королевской осанкой.

Лицо в морщинах, заострённое и худое, но в своём роде красивое.

А холодные зелёные глаза — они неотрывно следят за нами с той секунды, как мы появились…

Нет.

Они следят не за нами.

Они следят за мной.

— Амарис, — произносит Кайя и склоняется вперёд в поклоне.

Свет фонаря, рядом с которым стоит соргинак, тревожно дрожит.

— Отойди, Кайя. Твой долг магии мешает мне видеть Дочерей Мари.

Кайя послушно отступает.

Я интуитивно понимаю: Амарис — важная соргинак, раз позволила себе такой тон, и Кайя даже не попыталась оскорбиться.

Она делает несколько шагов назад, оставляя нас наедине с прекрасной старухой.

И вдруг…

Мне хочется спрятаться за Кайю.

Теперь Амарис смотрит на нас обеих.

Но я уверена, что на меня — дольше.

— Ваши имена, — велит она.

— Ева, — твёрдо отвечает моя спутница.

— Одетт.

Глаза соргинак снова сосредотачиваются на мне.

— Кто дал вам эти имена?

— Моя мать, — отвечает Ева, не раздумывая.

Я поворачиваюсь к ней.

И вдруг понимаю: я никогда не задавалась этим вопросом.

Даже не думала о нём.

Помнит ли она? Помнит ли своих родителей?

Может, в её памяти сохранилось гораздо больше, чем в моей — смутное, туманное воспоминание, похожее на сон.

— А ты, Одетт?

— Я не знаю, — признаюсь.

Мои пальцы сжимаются в кулак… а затем разжимаются.

Я завидую Еве.

— Меня зовут Амарис, и я бывшая королева шабашей Сулеги.

Я невольно напрягаюсь.

Но стараюсь, чтобы это не выдало меня.

Это не только страх.

Не только уважение.

Это… что-то другое.

Примитивное.

Глубинное.

Я не понимаю, что именно, но чувствую.

Между нами, что-то есть.

Что-то…

Может, магия?

Ева, всегда более решительная, чем я, чуть склоняет голову в знак признания.

Я повторяю, заней.

Амарис хмурится.

Приподнимает подбородок.

— Дочери Мари не склоняются. Даже друг перед другом.

По спине пробегает ледяной холодок.

— Ты… ты такая же, как мы? — осмеливается спросить Ева.

— Скорее, это вы такие же, как я, — отвечает женщина.

Я затаиваю дыхание.

Вот оно, это чувство… Это то, что я ощущаю? Это та же магия, что течёт в нас?

— Вы должны сказать нам, кто мы, — шепчу я.

В моих словах нет приказа. Только мольба. Тихая, отчаянная.

Но старая ведьма не отвечает. Она оборачивается к Кайе, что остаётся в тени.

— Ты им не рассказывала?

Та качает головой.

— Я говорила только о Лесе Ярости и украденных детях.

Суровое лицо Амарис вновь поворачивается к нам.

Вокруг нас продолжают загораться огни деревни.