Книга Все потерянные дочери, страница 53 – Паула Гальего

Она его не находит. Но и страху не позволяет взять верх. Она тренировалась годами, умела держать чувства и импульсы под контролем. Но скрыть страх теперь не поможет — она этого не знает. Демон всё равно его вытащит. Он повар, тщательно готовящий изысканное блюдо. Чем дольше готовка, тем больше он наслаждается.

Комната начинает меняться. Сначала тонкий намёк, пробный удар — чтобы проверить её разум. Сначала ковёр с изящными узорами. Потом картинана стене. Потом кровать… Он вынимает из её памяти осколки — чёткие, яркие, даже если сама она никогда на них не заостряла внимания. Те самые, что будут мучить её в ночных кошмарах.

Сначала Ева не понимает, куда он её ведёт. Но хрупкая струна внутри дёргает за нить, связанную с иррациональным страхом, — и она вновь бросает взгляд на тело Нириды.

Демон это видит. Улыбается. И ловит её окончательно.

Теперь она не в доме деревушки Сулеги, а в дворце Эреи. И тело на полу — уже не светловолосое, а каштановое. Глаза — не серые, а тёмные. И они открыты. Смотрят на неё — и не видят. Потому что жизни в них больше нет.

В её дрожащих руках появляется кинжал. А там, где только что был демон, теперь — прекрасное и беспощадное лицо призрака прошлого.

— Алия… — шепчет Ева, видя свою наставницу. Женщину, что научила её всему. Женщину, ради которой она бы отдала жизнь. Женщину, которую любила — и ненавидела всем сердцем.

Существо улыбается тонкими, вытянутыми губами — усмешкой, чуждой настоящему лицу Алии. Но глаза — те самые, какие она помнила: холодные и безжалостные. Нос — прямой и тонкий. Высокий лоб. И там, под левым глазом, та самая родинка.

— Лира, дорогая девочка, — мурлычет оно. — Ты так и не закончила свою работу.

Глава 10

Кириан

Я оставляю её одну, выбегаю из комнаты и распахиваю двери соседней. Надеюсь успеть — вдруг они ещё не спят.

Но имя Евы застывает у меня на губах: комната пуста.

Я делаю шаг назад — раздражённый, сбитый с толку. Ошибся дверью? Бросаюсь в следующую, всего в шаге отсюда, — но и там никого.

Тревожное предчувствие сжимает нервы. Я мчусь обратно, сердце колотится в груди, — но и в ту комнату, дверь которой я сам оставил открытой, теперь пусто.

Нет. Нет. Нет…

Я обыскиваю весь коридор, распахиваю двери одну за другой — за ними ничего.

Выбегаю в сад, и меня встречает только тишина. Всё будто осталось на своих местах: фонари у входа горят, мягко освещая тропу, палатки для тех, кто ночует снаружи, стоят. Но ни солдат, ни света внутри — только пустые стены.

Я знаю: это не реально. Так не может быть. Эта тварь играет со мной — так же, как Ингума делала раньше… Если только сама Одетт не оказалась всего лишь видением.

Я трясу головой. Нет. Она настоящая. Она реальна. Я не позволю панике сожрать меня.

Оглядываюсь снова. У меня не так много вариантов, но это здесь. Оно здесь.

— Покажись! — ору я. — Вылезай, где бы ты ни прятался! — Начинаю обходить дом, шагаю без цели. — Трус!

— Какое человеческое слово — «трусость», — мурлычет голос.

Я резко оборачиваюсь. На другой стороне пруда вижу его.

Свет фонарей и отблески из дома не могут до конца прорезать тьму. Кажется, будто он рождается прямо из мрака, делая шаг за шагом. Его сапоги бьют по воде у кромки.

И только тогда я различаю серебристые волосы — и понимаю, что этот голос не принадлежит прежнему деабру.