Книга Все потерянные дочери, страница 54 – Паула Гальего

— А вот страх — другое дело, не так ли?

Другой. Это другой.

Он входит в воду и спокойно идёт ко мне. Я тянусь к боку — и бледнею.

Я же снял меч, заходя в комнату, и так и не вернул его обратно.

Выругавшись, я мгновенно падаю на колено, вытаскиваю короткий кинжал из сапога и выставляю его.

Существо смеётся. — Ты выглядишь решительным. Но я чую твой страх. Он пахнет… — Оно вдыхает глубоко, жадно, и замирает посреди пруда, наклонив голову. — Это ты убил моего брата?

— Подойди и проверь, — бросаю я вызов.

Деабру снова смеётся. Его лицо идеально симметрично — и оттого пугающе. В этой красоте есть холод, застывший, словно мёртвый.

— О, я так и сделаю, — мурлычет он, снова двигаясь ко мне. — Покажи мне, какие ужасы таятся в твоём сердце. Ты их видел немало, верно?

Демон начинает меняться. Его плечи, фигура, одежда… Всё меняется на ходу. Он выходит из воды, приближается, а я отступаю, прикидывая, готовясь. И вдруг понимаю, чьё лицо смотрит на меня теперь.

Чёрные волосы, собранные кожаным ремнём. Прямая челюсть с лёгкой щетиной. Шрам на подбородке. Нос, чуть кривоватый после той драки. Тёмные густые брови, высокие скулы. И глаза — голубые, мамины глаза.

И только когда он стоит передо мной, я осознаю, насколько стал похож на него. Насколько сам превратился в отражение старшего брата.

— Тристан.

Всё окутывает густой туман.

— Привет, Кириан, — говорит его голос. — Соскучился?

Сердце колотится ещё сильнее. Я пятюсь, трясу головой, пытаясь стряхнуть липкую пелену, что тянется к рукам, к ногам, забивается внутрь и мутит сознание.

— Я знаю, ты не он.

Тристан… Нет. Существо хмурится, словно разочарованное.

— А я скучал по тебе. Много думал о тебе. — Оно делаетшаг вперёд. — И о наших сёстрах. Эдит, Аврора… — мурлычет.

— Хватит, — предупреждаю я и снова поднимаю оружие, сам не заметив, как опустил его.

Оно проводит языком по нижней губе. — Я много думал о той ночи. У меня было время — в аду, куда ты меня отправил.

— Мне уже надоела эта болтовня. Тебе — нет?

Оно смеётся. Наверное, знает: я лишь блефую.

Густой туман оплетается вокруг моих рук и ног, делает каждый шаг тяжелее, душит чувства, мутит разум.

— Там, откуда я пришёл, нет болтовни, — губы изгибаются в печальную гримасу. — Потому что у меня там нет рта, чтобы говорить.

Тристан запрокидывает голову, обнажая горло, и тогда начинается ужас. Рваная кровоточащая рана, оголяющая жилы и сухожилия, мышцы и кости, оживляет в памяти ту ночь на снегу: очень похожая рана, отрубленная голова брата на земле, тело, брошенное потом в огонь, чтобы мы не смогли похоронить его…

Я чувствую это, как нежеланного гостя, что вламывается в меня, захватывает руки, ноги, разум. Страх расползается, как зараза.

Это не реально. Это не реально. Это не реально… повторяю я про себя.

Существо приближается, а я будто окаменел: не могу ни шагнуть вперёд, ни отступить, ни убежать, ни дать отпор.

И понимаю: если не двинусь, страх сожрёт меня целиком.

Поэтому я делаю единственное, что приходит в голову. Бью кинжалом.

Сначала оно смеётся. Зверь в обличии моего брата улыбается самодовольно, совсем рядом. Но потом эта улыбка меняется… становится — чем? — удивлением?

Я опускаю взгляд и вижу: клинок вошёл под его ключицу, и из раны течёт чёрная, вязкая субстанция.

Я его ранил, говорю себе. Я сделал ему больно. Это видно по лицу. Но я слишком растерян и не попал в сердце.