Книга Все потерянные дочери, страница 249 – Паула Гальего

— У тебя там есть еще кинжалы? — спрашивает она весело, внезапно включившись в игру. — Мне они не нужны. — Хвастун.

Она снова атакует меня с легкостью. Это правда, она хорошо обучена. Она была такой и раньше, а Нирида научила её тому, как сражаемся мы. Однако её ноги двигаются не как у воина. Скорее как у танцовщицы, скользящей по паркету. Это так красиво, что стоит мне потери концентрации, и внезапно она делает мне подножку.

— Глаза на оружие, капитан, — напевает она.

Я немного смеюсь, и на этот раз атакую я. Быстро хватаю её за запястье, она пытается освободиться решительным и тонким движением, которое я предугадываю. Я разворачиваю её и перехватываю оба запястья, скрещенные у неё на груди, прижимая её спиной к себе.

— Что ты говорила? — шепчу я ей на ухо.

Одетт рычит и, прежде чем я успеваю порадоваться, я чувствую поток воздуха, который толкает меня, пока я не теряю равновесие, и она пользуется этим, чтобы вырваться из моей хватки.

— Это было довольно подло, —замечаю я. — Это был ветер. — Она пожимает плечами. — Что я могу поделать, если ты не внимателен?

Она снова сжимает кинжал, двигаясь вперед с простым, но хорошо исполненным финтом, и всего за два движения прижимает меня к одной из колонн. Кинжал у горла и сияющая улыбка.

Одетт прижимается ко мне всем телом, наслаждаясь результатом схватки, и тогда я говорю: — Видишь? Именно там, где я хочу быть. — Я задираю её юбку и позволяю ткани скользнуть по бедру, пока мои пальцы исследуют её кожу.

Её грудь вздымается от глубокого вдоха. Она немного смеется, и на этот раз не трудится скрыть, как прикусывает губу. Свободной рукой я хватаю её за ягодицу; она быстро опускает кинжал и сама вкладывает его в ножны на моем бедре. Целует меня резко и внезапно, и то, как почти непристойно её язык исследует мой рот, выбивает из моей головы всякое благоразумие.

Одетт запускает пальцы в мои волосы и стонет мне в губы. Клянусь всеми созданиями… она прекрасно знает, что со мной делает.

Я поднимаю юбку по её ногам и нащупываю край белья, чтобы скользнуть пальцами внутрь. Когда я касаюсь её влаги, у неё вырывается еще один из тех звуков, от которых я могу потерять рассудок, и тогда я ввожу два пальца, лаская с некоторой настойчивостью, жестко и требовательно, что заставляет её прижаться ко мне еще сильнее. Я начинаю двигать рукой, пока она подстраивается под ритм, двигается навстречу, а её поцелуи становятся всё более неуклюжими и отчаянными.

Её пальцы перелетают к моему ремню, и, не успев расстегнуть его полностью, она опускает руку в мои брюки в дразнящей ласке, заставляющей меня на мгновение потерять нить разумных мыслей. Она не останавливается на этом. Просовывает руку глубже и сжимает меня с мягким давлением, пока я сильнее сжимаю её ягодицу, и у неё вырывается очень тихий вздох.

— Я хочу делать с тобой вещи, о которых нельзя говорить вслух, — говорю я в её покрасневшие губы. — Делай, — отвечает она со злой улыбкой.

И я выполняю.

Я прерываю ласки лишь для того, чтобы схватить её за талию и прижать к колонне, и тогда я целую её шею, пока она извивается в моих руках, а мои пальцы ловко развязывают узлы её корсета, чтобы освободить грудь.

Я стягиваю ткань обеими руками и немного наклоняюсь, чтобы продолжать целовать её кожу. Замечаю, что она шевелится. Одеттпросовывает руку между нами и снова ласкает меня. Я рычу и перехватываю её руку над головой. Её свободные пальцы сжимаются на моем затылке, и она подает бедра вперед, жаждая моего прикосновения так же, как я жажду её.