Книга Все потерянные дочери, страница 250 – Паула Гальего

Я просовываю руку между корсетом и кожей, нахожу сосок и нежно щиплю его, глядя на неё. — Кириан… — протестует она. Прижимается ко мне еще теснее. — М-м? — Я не перестаю смотреть на её губы, на то, как она их кусает. — Хватит. Ты нужен мне. Сейчас.

Я отпускаю её грудь и снова опускаю руку под юбку. Она тянет меня за шею, чтобы поцеловать, но мне нужно видеть её покрасневшие губы, пылающие щеки, умоляющие глаза… Мои пальцы гладят край её белья.

— Так? — спрашиваю я. — Кириан… Я смеюсь.

Я скольжу пальцами вниз и погружаю один из них в неё. Одетт выгибается и запрокидывает голову назад. Крепко зажмуривается, подавляя стон. Её пальцы немного тянут меня за волосы, и мне это нравится.

— Лучше? Я ввожу второй палец. Она рычит что-то, от чего я таю, а потом кусает губы, делает глубокий вдох и успокаивается достаточно, пока её бедра всё еще двигаются навстречу моей руке, чтобы сказать мне:

— Дай мне повернуться и сделай это уже.

Разряд пронзает меня, дикий и порочный, и я удивляюсь, что нахожу в себе силы снова связать слова воедино. — Я не собираюсь этого делать.

Я немного отстраняюсь от неё — податливой, полной мягких и щедрых форм, — и слегка приседаю, чтобы спустить белье по её ногам, снять его и схватить её за бедро, когда снова поднимаюсь. Задираю ей юбку рукой и устраиваюсь так, чтобы она была именно там, где мне нужно.

— Просто я хочу видеть твое лицо, когда ты кончишь.

Я прижимаюсь к её входу и чувствую, как она медленно раскрывается для меня. Одетт двигается мягко, подстраивая свое тело под мое, пока не принимает меня целиком, и тогда она слегка покачивается, пока наслаждение уносит остатки моего приличия.

Я с силой сжимаю её бедра и двигаю своими в ритме, который отвечает скорее инстинкту, чем разуму. Одетт вонзает ногти мне в плечи, и я останавливаюсь.

— Хорошо? — спрашиваю я ей в губы. Она кивает почти с отчаянием и наклоняется, чтобы укусить меня за нижнюю губу. — Не останавливайся.

Я улыбаюсь, совершенно потерянный от этого дразнящего выражения, и делаю это снова. Выхожу и погружаюсь в неё полностью. Еётело напрягается против моего, и она снова вонзает ногти мне в плечи, но на этот раз я не останавливаюсь.

Я позволяю себе увлечься почти первобытным желанием и проникаю в неё, чувствуя, как она подстраивается под меня, выгибает спину, и её тело становится мягким в моих руках. Она начинает двигаться восхитительно, и я чувствую, что мог бы умереть прямо сейчас. Я останавливаюсь на несколько секунд и позволяю ей продолжать, сопротивляясь желанию двигаться, пока она не произносит мое имя.

— Кириан, — шепчет она мне в губы. Она целует меня с жаждой, и я полностью теряю контроль.

Волна наслаждения прошивает меня насквозь, когда я вижу её такой ради меня; я фиксирую её бедра руками и перехватываю контроль, занимаясь с ней любовью.

Каким-то образом мне удается поцеловать её, всё еще находясь внутри, и когда ко мне возвращается крупица рассудка, я слегка наклоняюсь; Одетт понимает, о чем я прошу, и поднимает обе ноги, обхватывая ими мою талию.

Так толчки становятся глубже. Я глушу стон в её шее и продолжаю двигаться внутри неё движениями всё менее и менее осмысленными. Упираюсь рукой в колонну, чтобы не причинить ей боль о мрамор, но я едва способен думать, и когда чувствую, что её тело напрягается, и отстраняюсь от её рта, чтобы посмотреть ей в глаза, я понимаю, что она вот-вот сорвется в бездну. Так что я позволяю себе упасть вместе с ней.