Книга Все потерянные дочери, страница 118 – Паула Гальего

— Правда? Как ты её чувствуешь? — Не знаю. Нет слов, чтобы это описать. Я даже не знаю, где именно я её чувствую.

Он качает головой, его разбирает легкий смех, возможно, от того, насколько невероятной кажется ситуация, но я вспоминаю слова Камиллы, когда она говорила мне о связи. Она сказала, что нашего языка недостаточно, чтобы объяснить это, и теперь, кажется, я понимаю, что она имела в виду, и что имеет в виду он.

Снежинка приземляется на его темные ресницы. Тепло, исходящее от его тела, составляет приятный контраст с холодом.

Я тоже это чувствовала: золотая нить, слишком переплетенная с другими чувствами, которые уже толкали меня на безумства раньше: предчувствие, уверенность, импульс, заставляющий искать его всегда, когда его нет рядом.

— Попробуй сказать мне, как ты её ощущаешь, — прошу я тихо.

Кириан делает шаг ко мне. Проводит рукой по моему предплечью в ласке, от которой волоски на коже встают дыбом.

— Как нечто теплое. — Теперь он серьезен, захвачен атмосферой. Он тоже понизил голос. — Хочешь, я попробую объяснить?

Я киваю, но Кириан больше не говорит ни слова.

Он отстраняется, берет меня за руку и ведет внутрь, где нас встречают тепло, музыка струнного оркестра и огни. В галерее для любопытных открывается вход, защищенный красивыми каменными колоннами, где есть небольшой балкон, выходящий на другую сторону, — укромный уголок, откуда можно подглядывать за танцующими и смотреть, оставаясь незамеченным.

Кириан останавливается, как только мы оказываемся внутри. Не отпуская меня, он скользит другой рукой по моему виску и убирает прядь волос со лба, заправляя её за ухо. Он сокращает расстояние между нашими губами, берет мое лицо в ладони и дарит мне долгий, медленный поцелуй, от которого я плавлюсь без остатка.

— Примерно так, — шепчет он мне в губы.

Каждое слово — приговор к безумию.

У меня вырывается стон, и его язык просит разрешения войти — лишь мягкое давление, на которое я приоткрываю губы, и поцелуй становится глубже и интенсивнее.

Я чувствую тело Кириана, прижатое к моему; одна рука твердо держит мое лицо, другая — поясницу. Я провожу рукамипо его груди и шее, запутываю пальцы в его волосах, чтобы удержать его рядом и просить о большем. Я легонько прикусываю его нижнюю губу, и Кириан рычит, но то, что читается в его глазах, когда он прерывает поцелуй, совсем не похоже на недовольство.

— Зря ты это сделала.

Я с разочарованием смотрю, как он отстраняется. Делаю шаг назад и опираюсь на каменную балюстраду. Если кто-то внизу поднимет голову и увидит меня среди теней, колонн и богатого убранства, он увидит только мою спину.

— Почему?

На губах Кириана появляется улыбка — чистый порок и дурные намерения.

Он тоже немного отступает и приваливается к одной из колонн. Смотрит на меня с бесстыдством и не решается ответить. Тогда я делаю шаг к нему, поднимаю руку и провожу указательным пальцем по контуру его нижней губы, покрасневшей от укуса.

— Зря ты это сделала, потому что теперь я не могу перестать думать о том, чтобы сделать с тобой то же самое. — Его голос — ласка, низкая и темная. — И я на этом не остановлюсь.

Я убираю руку от его лица и скольжу ладонью по центру его груди. Задерживаю её чуть дольше положенного прямо над поясом, ниже пупка, и слышу, как он резко втягивает воздух, когда я убираю руку.