Книга Парфюмерша из Ведьминой Хижины: путь к свободе, страница 75 – Молли Винтер

Потом, когда его просьбы разбились о мое молчание, в ход пошли угрозы. «Ты будешь вести себя прилично, — говорил он, и его глаза становились узкими, как щели, — или я запру тебя здесь навсегда. Ты думаешь, твои друзья-селяне тебе помогут? Они не пикнут. Они и близко не подойдут». Он рисовал картину полной изоляции, и делал это с холодной убежденностью человека, привыкшего, что его воля — закон.

А потом наступил вечер. И он пришел снова. От него пахло терпким вином.

— Хватит упрямиться, — его голос был низким, пропитанным нетрезвыми нотками. В нем не осталось ничего от прежнего расчетливого тона — только голая, наглая власть и то самое знакомое, ненавистное желание. Он шагнул ко мне, и тень от него накрыла меня целиком.

— Ты моя жена. Бывшая, настоящая… какая разница? На бумагах, в памяти людей, для закона — ты принадлежишь мне. — Он сделал еще шаг, и расстояние между нами стало опасно малым. Его дыхание коснулось моего лица. — А я всегда забираю то, что мое. Когда захочу. И как захочу.

В этих словах не было даже намека на просьбу или переговоры. Это был приговор. И исполнение, судя по его взгляду, ползущему по моей коже, он собирался привести в действие немедленно.

Он двинулся ко мне, и мир сузился до размера этой проклятой комнаты. Я отступила, спиной наткнувшись на высокое кресло. Сердце колотилось так бешено, что, казалось, вот-вот выпрыгнет и запрыгает по узорному ковру. Руки тряслись предательской дрожью, и я судорожно сжала их в кулаки, пытаясь скрыть этот признак паники.

Инстинктивно я метнулась за кресло, превратив его в жалкую баррикаду между ним и мной. И тут, в кармане моего грязного, пропахшего дымом и травами фартука, пальцы нащупали маленький, тряпичный узелок. Пыльца сонного мака. Та самая, что старая Яра носила с собой от бессонницы. Я, глупая, всегда клала его в карман — на удачу, по привычке. И вот теперь этот забытый талисман стал единственным, что у меня осталось.

Гордан был уже в двух шагах. Его тень, огромная и безжалостная, накрыла и кресло, и меня. В его глазах, таких холодных обычно, теперь пылал откровенный, неприкрытый триумф хищника, который загнал добычу в угол.

— Не делай этого, — выдохнула я, и в голоседрожало предупреждение. Я сжала узелок в кулаке так, что ногти впились в ладонь.

— Или что? — Он усмехнулся, медленно, наслаждаясь моментом, наклоняясь через спинку кресла. Его дыхание, с примесью вина, достигло моего лица. — Ты снова будешь кусаться? Царапаться? — Он протянул руку, чтобы отодвинуть последнее препятствие. — Мне это даже нравится. Придает пикантности. Все, что не дается легко, на вкус только слаще.

В последний момент, когда его рука уже была в сантиметрах от моего плеча, я не отпрянула. Я рванулась навстречу.

Резким движением я поднесла сжатый кулак к его лицу — так близко, что увидела, как в его глазах мелькнуло сначала недоумение, а потом презрительное раздражение. И разжала пальцы.

Золотисто-серая пыльца, мелкая, как пыль, и пахнущая медом и забвением, вырвалась из тряпичного узелка и облаком ударила ему прямо в нос и полуоткрытый от удивления рот. Он даже не успел зажмуриться.

Он отшатнулся, подавившись, чихнул. Его глаза, широко раскрывшись, в одну секунду сменили выражение: изумление превратилось в ярость, а ярость — в нарастающую, паническую растерянность. Он попытался сделать шаг, схватить меня, но его рука описала в воздухе странную, неточную дугу, а ноги заплелись.

— Что… что ты… — он попытался издать угрозу, но слова стали вязкими и бессмысленными. Он покачнулся, могучее тело вдруг потеряло свою железную координацию. Его веки тяжело задрожали и начали непроизвольно смыкаться.

Сила, державшая его столько лет на вершине власти и контроля, покидала его. Он рухнул на персидский ковер с глухим, мягким стуком, от которого вздрогнули даже свечи в подсвечниках. Его сознание отключилось, утянув его в глубокий, беспробудный сон, который не снился ему, наверное, с самого детства.

Я стояла над ним, тяжело дыша. В груди что-то дико колотилось, а руки тряслись так, что я едва могла их сжать. В комнате стояла тишина, нарушаемая только потрескиванием огня в камине и моим прерывистым дыханием. Пахло пыльцой, вином и… победой. Моей маленькой победой. Я была одна в роскошной клетке с поверженным драконом у своих ног. И у меня было немного времени. Совсем немного.