Книга Парфюмерша из Ведьминой Хижины: путь к свободе, страница 70 – Молли Винтер

Я представила это. Северное крыло. Холодные, пыльные комнаты, куда редко заглядывало солнце. «Приличное содержание» — то есть снова карманныеденьги, выдаваемые управляющим по его усмотрению. «Определенная степень свободы» — возможность гулять в саду под присмотром стражников. И вечный, леденящий душу взгляд Гордана, оценивающий мою покорность. И вечная, сладкая, как трупный яд, улыбка Инессы. Тошнота подкатила к горлу.

Но дальше был самый интересный пассаж. Тот, в котором его холодная ярость и недоумение прорвались сквозь трещины безупречной логики.

«Твое упорство в этом нелепом предприятии и твой, нельзя не признать, коммерческий успех, демонстрируют определенную… находчивость. Качество, которое я, признаюсь, в тебе не подозревал. Жаль, что оно растрачивается на столь низменные и бесперспективные цели. Здесь же, при дворе, твоя энергия могла бы быть направлена в более продуктивное и достойное русло. Твои способности к ароматам могли бы найти применение в дипломатии, в управлении хозяйством, в создании атмосферы для приемов. Это была бы полезная и уважаемая роль.»

Я перечитала этот абзац дважды. Да. Он не просто злился. Он был озадачен.

Оскорблен. Он видел во мне украшение, вазу, безмолвную статуэтку, которая внезапно ожила и открыла собственный бизнес. И что хуже всего — этот бизнес процветал без его одобрения, без его поддержки, без его драконьих капиталов. Я добилась чего-то сама. И этот успех, этот крошечный, но мой успех, жег его больше, чем любое открытое неповиновение. Он не мог этого понять. Не мог смириться. Он предлагал мне не просто вернуться. Он предлагал мне капитулировать. Принести ему мои способности, мою «находчивость» как трофей, как диковинку, чтобы он мог поставить ее на полку рядом с другими своими достижениями.

И последняя фраза, кульминация его высокомерия: «Не заставляй меня принимать меры, чтобы вернуть тебя к должному порядку вещей. Ты играешь в игру, правил которой не понимаешь, и против соперника, которого не сможешь победить. Вернись добровольно. Это будет проще для нас обоих. Гордан.»

Ясное дело — это была самая настоящая угроза! Прямая, недвусмысленная, безо всяких там дипломатических оборотов. Он не предлагал, нет! Он требовал. Приказывал. Как будто я все еще была той безропотной Алишей, которая прыгала по его команде.

Я стояла, сжимая в руках этот проклятый пергамент — кусок моей прошлой жизни, который так и пах дорогими чернилами, сургучом и непробиваемымвысокомерием. И знаете, что самое интересное? Я ждала, что сейчас почувствую страх. Или отчаяние. Может, даже ностальгическую грусть по тем временам, когда жизнь была предсказуемой. Но нет! Вместо этого во мне вскипела такая ярость, что, казалось, сейчас из ушей пойдет пар! Чистая, раскаленная, бушующая ярость поднялась от самых пяток, сожгла все на своём пути и вырвалась наружу тихим, низким смехом. Таким зловещим, что я сама себя испугалась.

Жнец тут же насторожился, приподняв одно ухо.

— О-о-о, — протянул он. — Узнаю этот звук. Это тот смех, после которого обычно кто-то превращается в лягушку. Или в пепел. У тебя есть планы на этот раз?

— Он… он предлагает мне «полезную и уважаемую роль», — прошептала я, и мой смех становился громче. — Создавать «атмосферу для приемов»! Как ароматическая свеча! Как диковинный фонтан! Я посмотрела вокруг. На свой тигель с варевом, которое должно было подарить старой женщине спокойный сон. На полки с травами, которые я собрала и высушила сама. На дурацкую Метлу, которую я наконец-то научила слушаться. На Жнеца, этого циничного, преданного друга. На дневник Яры, лежащий на полке — руководство к действию и предостережение. На дверь, за которой был мой лес, моя жизнь, мои правила. И я посмотрела на это письмо. На этот жалкий, ничтожный ультиматум из мира, который я с таким трудом покинула.