Книга Парфюмерша из Ведьминой Хижины: путь к свободе, страница 73 – Молли Винтер

А Метла! О, это была настоящая темная лошадка! Она стояла в углу, никем не замечаемая, пока самый самоуверенный из стражников не повернулся к ней спиной. И тут — раз! — она рванулась с места, будто ее пружину отпустили, и ударила его рукоятью по шлему с таким глухим лязгом, что у меня уши заложило. Удар был настолько неожиданным и сильным, что стражник, широко раскрыв глаза от изумления, сделал два неуверенных шага и сел на пол, тихо бормоча что-то о том, что «мебель здесь какая-то нервная».

Я, конечно, не осталась в стороне. Я царапалась, как дикая кошка, кусалась. В воздухе висела пыль, летели перья из разорванной подушки, гремели падающие банки.

И тут, сквозь этот хаос, двинулся он. Гордан. Он шел медленно, словно гулял по своему парку, а не по полю битвы. Его прекрасное лицо было бесстрастно, лишь в уголках глаз дрожала тонкая ниточка раздражения. Он устал от этого цирка. И когда он оказался в шаге от меня, я, не раздумывая, плюнула. Прямо в это безупречное, словно высеченное из мрамора лицо.

Слюна ударила ему в щеку, медленно скатилась к подбородку. Время словно замерло. Он даже не моргнул. Просто стоял, глядя на меня, а потом медленно, с преувеличенной аккуратностью, снял перчатку и вытер щеку.

— Какая же ты дикая стала, — прошипел он, но в его голосе не было прежнего презрения. Там звучало что-то новое. Что-то опасное. — Настоящая лесная кошка. Боюсь, это разбудит во мне нежелательный интерес. Я, пожалуй, передумаю и не стану запирать тебя в башне. Возможно, я захочу снова украшать твоей воинственностью свое ложе.

От этих слов меня затрясло с новой силой. — Ни за что! Никогда! — выкрикнула я, пытаясь ударить его.

Но он был сильнее. Нечеловечески быстрее. Моя рука, занесенная для удара, даже не успела опуститься — его пальцы впились в мое запястье, выкручивая сустав. Боль, острая и унизительная, пронзила все тело, заставив меня ахнуть. Он использовал мой же импульс, резко развернул меняспиной к себе и прижал к своей груди так плотно, что у меня перехватило дыхание.

Я чувствовала, как его дыхание участилось, стало горячим и тяжелым у меня в волосах. Но хуже дыхания было другое — четкое, недвусмысленное давление его тела, твердый контур, который не оставлял сомнений в его физической реакции. Это открытие пронзило меня новой, леденящей волной отвращения. Это был не просто захват, не просто демонстрация силы. Это было обладание, заявленное на самом примитивном, животном уровне.

Он наклонил голову, и его губы почти коснулись моего уха. Дыхание было горячим, а голос — низким, интимным и от этого еще более чудовищным.

— Мы скоро это выясним, — прошептал он, растягивая слово, и в его тоне слышалось не просто обещание, а сладострастное предвкушение. Он на мгновение замер, давая мне прочувствовать всю унизительность и беспомощность этого положения — пойманной, прижатой, лишенной даже возможности видеть его лицо. Его хватка была абсолютной, железной, не оставляющей сомнений в том, кто здесь хозяин положения.

Меня, избитую, грязную, перепачканную в собственной крови, втолкнули в карету, как мешок с корнеплодами. Я выла, царапала дверцу, билась в истерике. Но грохот колес по булыжникам и шум дождя по кожаной крыше заглушали все. Мои крики тонули в этом равнодушном рокоте, не долетая ни до кого.