Книга Парфюмерша из Ведьминой Хижины: путь к свободе, страница 58 – Молли Винтер

Она медленно, почти нехотя, протянула дрожащую руку и взяла пузырек. Подержала его в пальцах, разглядывая играющую на свету жидкость. Казалось, она вот-вот одумается, швырнет его об пол и разразится новой тирадой. Но вместо этого её лицо исказилось новой гримасой — уже не гнева, а какой-то горькой, исступленной обиды. Слезы брызнули из её глаз, смешиваясь с пудрой на щеках. — Мне… мне не нужна ваша жалость, ведьма! — выкрикнула она сдавленно. — И не нужны ваши дьявольские зелья! Вы все тут… вы все отвратительны! Грязь и разврат! И кончите вы все на костре! На костре!

И с этим пронзительным, истеричным криком она развернулась и, скорее всего из-за слез не видя дороги,побежала прочь от хижины, к своей карете, сжимая в руке тот самый пузырек. Она споткнулась о порог, едва не упала, но кучер успел подхватить её и затолкать внутрь. Дверца захлопнулась, и карета, подпрыгивая на ухабах, помчалась прочь, поднимая тучи пыли.

Я стояла на пороге, опираясь о косяк, и почувствовала, как подкашиваются ноги. В ушах еще стоял её истошный крик. «На костре». В глазах стояли её слезы — не театральные, а самые настоящие, отчаянные; она была оскорблена и унижена.

Жнец спрыгнул с лежанки и потерся о мои ноги. — Ну, вот. Настроение испортила. И кому была нужна эта драма? Могла бы просто взять и уйти. — Она не могла, — тихо сказала я. — Она была сломлена. И я… я просто была для неё удобной мишенью. Проще обвинить ведьму, чем принять измену мужа.

Я медленно обернулась. Очередь из клиентов все еще стояла, замершая в немой сцене. На их лицах читался испуг, любопытство и… живой, неподдельный интерес. Скандал, как это ни парадоксально, был лучшей рекламой.

И именно в этот момент мое внимание привлекло движение на опушке леса. По дороге, ведущей к хижине, медленно проезжала наемная карета без гербов. Занавеска в окне была чуть отодвинута, и на мгновение мне показалось, что я вижу знакомое лицо. Кто-то наблюдал. И всё видел.

И кажется, я догадываюсь, кто это. Он, как стервятник, выжидал, когда я оступлюсь, когда мое дело даст трещину, чтобы наброситься и прибрать все к своим рукам. И этот скандал был для него идеальным подарком.

Но странное дело. Вместо того чтобы съежиться от страха, я почувствовала, как по телу разливается новая, свинцовая решимость. Пусть смотрит. Пусть видит.

Я выпрямила плечи, откинула со лба рыжие пряди и посмотрела на своих клиентов. Их лица были обеспокоены. — Прошу прощения за эту… задержку, — сказала я, и голос мой звучал удивительно ровно. — Ведьмин бизнес, знаете ли, редко обходится без драмы. Следующая клиентка, прошу вас!

И я шагнула обратно в хижину, навстречу своему будущему. Оно пахло не только розами и лавандой. Оно пахло скандалом, опасностью и трудными выборами. Но это было мое будущее. И я была готова за него бороться.

Ну что за день выдался! Одни эмоции, да такие, что хоть святых вон выноси. Только что от моей скромной обители, пахнущей лавандой и другими травами, умчала в сторону баронского поместья карета, а из ее окна еще минут пять неслись ругательства и угрозы. Представляете картину? Тишина после скандала — она ведь не пустая, как кажется, нет! Она густая, как хорошие сливки, и тяжелая, как денежный долг. В воздухе висела пыль, поднятая колесами, едкий шлейф разлитого «Аромата Справедливости» и… всеобщее оцепенение. А в ушах у меня, между прочим, продолжал звенеть один-единственный пассаж, исполненный оперным сопрано разъяренной супруги барона: «Я прикрою твою лавочку!». И знаете, с какой интонацией? Не с истеричной, а с ледяной, смертоносной. Такой, от которой кровь стынет в жилах, а по спине пробегает отряд гусар в полном обмундировании. Я-то думала, у меня скромный бизнес по производству парфюмерии с легким магическим акцентом, а оно вон как обернулось — я уже врагам покоя не даю, да еще каким! Баронессе фон Клюген! У этой дамы, поговаривают, связи при дворе такие, что наш местный священник аж вздрагивает, когда ее имя упоминает.