Книга Парфюмерша из Ведьминой Хижины: путь к свободе, страница 55 – Молли Винтер

Я рассмеялась, проводя рукой по его спине. Сомнения отступили, уступивместо странному новому чувству — чувству, что я наконец-то дома и делаю то, что всегда должна была делать.

Слава о «Сердечном трепете» разнеслась по округе быстрее, чем летала моя строптивая Метла. И главным ее двигателем стал не кто иной, как сам мельник Федот. Кажется, он поставил себе цель лично рассказать о моем «чуде чудесном» каждому жителю в радиусе трех деревень.

Уже через неделю у хижины, к немалому удивлению Жнеца и моему собственному, выстроилась небольшая, но внушительная очередь. Тут были и краснеющие девушки, прятавшие глаза, и важные дамы с оценивающими взглядами, и даже пара молодых людей, старательно делавших вид, что они «просто проходили мимо».

Поначалу это сборище напоминало растерянное стадо, но вскоре оно оживило. Стоило мне на мгновение задержаться внутри, как снаружи поднимался гул. — Я первая пришла! — доносился тонкий, нервный голос. — Первая? Ты, милая, еще в пеленках была, когда я тут у мадам Яры от болей в спине настойку брала! — парировал другой, старческий и визгливый. — Пропустите, я только спросить! — пытался вклиниться мужской бас. — Всем есть что спросить! У всех дела не терпят! — фыркала чья-то голова из толпы. — А ты, Федосья, со своей дочерью вообще в сторонке постой, а то еще испугает кого твоя красавица! Жнец, наблюдавший за этим представлением с подоконника, свысока бросил — Надеюсь, они друг друга не покусают. А то потом отмывать все придется. Мерзко.

Я за все это время уже пропахла травами и воском, работы было очень много. Руки были заняты то ступкой, то мерными колбочками, а голова гудела от десятков рецептов и просьб.

Но я чувствовала себя на своем месте так, как никогда прежде в жизни драконьей жены. Здесь я была не Алишей — приложением к важному Гордану, а просто Алишей. Той кто просто помогала людям, ну конечно не только людям, посетители были разные. Я начала подготавливать для каждого парфюм, их собственный аромат. Меня прозвали парфюмершей.

Я весело напевала мелодию, стараясь перелить концентрат по ровной струйке, но эту идиллию нарушил ворон.

Он влетел в хижину с оглушительным, яростным клекотом, будто за ним гналась свора лесных духов. Он врезался в подвесную сушилку, подняв облако из лепестков и пыльцы, отчаянно замахал крыльями, пытаясь зацепиться за спинку стула, и в итоге грузно рухнул прямо на стол, расплескав мою очередную настойку.

— Эй! — возмутиласья, но тут же замолчала.

Птица была не простая. Ее глаза, черные и блестящие, как смола, бешено вращались. Они были полные немого ужаса. Она раскрыла клюв, и из горла вырвался не просто звук, а целый каскад нервных, отрывистых клокотаний и щелчков. Она тыкала клювом то в меня, то в окно, хрипела и хлопала крылом по столу, явно пытаясь что-то сообщить.

Я лишь растерянно смотрела на это представление. Жнец вздохнул с преувеличенной брезгливостью. — О, великолепно. Курьерская служба пернатых дебоширов прибыла. Убери свою трепыхающуюся родню, хозяйка, она мне спать мешает. — Я его не звала! И я не понимаю ни слова! — огрызнулась я, пытаясь спасти от лап птицы баночку с сушеными мандрагорами.

Жнец приподнял голову, прищурил один глаз на ворона и издал короткий, похожий на цокот звук. Птица замолкла на полуслове, замерла, уставившись на кота, и ответила ему тихим, почти подобострастным карком. — Ну? — нетерпеливо спросила я. — Говорит, что к нам несется колесница, в которой много ярости и столько же глупости, — лениво перевел Жнец, снова укладываясь поудобнее. — А если на языке, понятном даже тебе, — сюда на всех парах летит разъяренная женщина из богатого поместья. Очень, ОЧЕНЬ разъяренная. И, судя по описанию нашего пернатого друга, ее настроение можно охарактеризовать как «склонное к публичному поджогу и членовредительству». Он советует спрятать стеклянное и готовить уши к визгу.