Онлайн книга «Брусничное солнце»
|
Волосы Варвары были тяжелыми, слипшимися от воды, кое-где запутались травинки, она до сих пор пахла возбуждением и той поляной, Глинка пахла свободой и ветром. Неуверенное движение гребня, за ним другое — Яков помнилее умелые пальцы, зарывающиеся в собственные волосы. Выпрыгнуть бы сейчас из собственной шкуры, забыться, несясь по лесу вперед со стаей тоскливо воющих волков. Да только никак из себя это не вытравить. Умопомрачение, не иначе. И на собственную слабость он был невероятно зол. Разочарован порочными мыслями. — Почему ты называешь меня Брусничным солнцем? Мягкий голос вбил обратно в собственную шкуру, вернул ошалело галопирующие по голове мысли, и прояснил сознание. Яков хрипло засмеялся. — Тогда, на поляне, ты была… Непохожей на встречаемых мною людей. Не боящаяся до дрожащих коленей — опаляющая своей решимостью. Не забери я тебя, кто из нас умер бы раньше? Ты от потери крови, или я, сожженный заживо твоей решимостью? Крестьяне считают солнце даром, оно согревает и будит землю, но оно же может нещадно покрыть ее трещинами, выжечь все живое, пустить по почве трещины. Оно палит и жжет, пробудь под ним слишком долго — заберется под кожу, заставляя слезть ее, разукрасит алым. Ты горела, Варвара, словно солнце. Ты вырвала меня из привычного мира, в котором я бесспорное зло, которого надобно сторониться. Перепачканная в бруснике, потерянная, ты казалась сильной в своем убеждении даже находясь в полузабытьи. Это было дико для меня, вдвое дико, когда я узнал, какая ты на самом деле трусиха, сколько тревог плещется внутри, загляни чуть поглубже. — Так я тебя сожгла? Гребень замер у самых корней волос, когда изумленный голос барыни звоном отдался в собственных ушах. Колдун прикрыл глаза. Ты меня согрела. Яков медлил. Провел еще пару раз вдоль длинной черной копны, наблюдая за тем, как расслабляется в его присутствии Варвара, несмело тянется к мылу. И когда ее острая коленка приподнялась над водой, обнажая бедро и тонкую лодыжку, вгрызся взглядом в блестящую влажную кожу. — Да, мир мой сожгла. Глинка едва заметно кивнула, приподнимись он, увидь ее лицо — Яков уверился бы, что она задумчиво кусает губы, недовольная ответом щурит глаза. Хотела бы она услышать иное? Барыня. Совсем скоро Брусничное солнце осмелеет, дар в груди перестанет взбрыкивать, и тогда они разойдутся. Каждый своей дорогой. Что строить миражи и возводить напрасные мороки в сознании? Удел Якова — работа врачевателя и небольшие комнатки вроде этой, ее — барские усадьбы и утонченноеобщество, лакающее вино из золотых бокалов. Иного Варвара не заслуживает. Рано или поздно старшая Глинка уйдет в мир иной, а юной барыне придется войти в наследование. И лучше, если к этому времени она сумеет забыть болото, словно дурной сон. Колдун уже не сможет жить нормально, не сможет перед другими раболепно расшаркиваться. — Ты не плохой человек, Яков, я бы тоже так поступила… — Запятнала бы себя убийствами? — Охрипший голос опустился до низкого мягкого тембра, возбуждение схлынуло. Слишком больной была тема, слишком за живое, навыворот, неправильно. Такое из груди на показ не вытягивают, а Варвара тянула. И самым страшным было то, что Яков не противился. — Я помню тебя. Тот день, когда все увидела… И их злые лица, и потерянного, лишившегося матери ребенка. Я бы сожгла и их мир, несправедливо, что они столько много прожили. |