Книга Искупление злодейки, страница 28 – Кира Иствуд

Ладонь мужчины была горячей, я ощущала её жар даже через грубую ткань своего одеяния. Я смотрела только на рану, но каждой клеточкой ощущала взгляд Дейвара.

Волоски на шее у меня встали дыбом. Но я упрямо продолжала протирать руку мужчины, игнорируя сигналы собственного тела.

По правде, я ещё никогда сама не касалась мужчины.

Да и почти никого не касалась (если не считать случаев, когда Морелла хватала меня и куда-то тащила)… Разве что маленькую Тию иногдагладила по ушастой голове. И поэтому сейчас сосредоточиться было сложно, эмоции качались от ледяного страха, к жаркому смущению и неловкости.

Что, если Дейвару неприятно то, что я делаю?

Вдруг, слишком больно? Или невежливо — вот так трогать, вот так сидеть совсем рядом? Что, если я оскорбляю его?

— Ты так до завтрашнего утра рану не очистишь, — неожиданно рыкнул Дейвар.

Я испуганно замерла, а он вдруг накрыл мою маленькую руку своей большой. Обхватил горячими пальцами мою кисть, в которой я держала бинт. Надавил им на собственную рану. Провёл, стирая грязь.

— Вот так, — пар дыхания коснулся моей щеки.

Я судорожно вздохнула и подняла глаза, встретившись с горящим взглядом Дейвара. Его чёрный значок расширился, будто пытался охватить меня так же, как мужская кисть охватила мою ладонь.

В отражении глаз ирбиса я увидела себя — бледную, с рваным алым румянцем на щеках — таким, будто свекольным отваром брызнули. Пятна этого румянца стекали за ворот моей зелёной мантии.

— Давай сюда лекарство, — скомандовал ирбис, отпустив мою руку.

Ещё прежде чем я задумалась, тело послушно исполнило приказ, и я протянула ему баночку. Взяв её, мужчина в пару движений нанёс немного пахнущей мятой мази на свою прочищенную рану. И болезненно нахмурился — видимо, щипало.

Я тут же — не задумавшись — подула на его открытую ладонь. А про себя шепнула маленькое заклинание: «Боль искала-искала, а тебя не нашла. И поэтому боль восвояси ушла».

— Эй, ты что творишь?

Я смущённо ответила:

— Так боль снимают. Прошло?

Дейвар шевельнул пальцами, потом покрутил ладонью. И сощурился, глядя сверху вниз. Взгляд у него был страшный — как лезвие, от которого отражается луч северного солнца. И Дейвар будто решал, пустить ли ему лезвие в ход или ещё подождать, ещё немного последить за столь странной зверюшкой, что дрожит перед ним. Дрожит, но не убегает.

Его лицо было близко, и его могучее тело тоже — руку протяни и коснёшься. Мой нос щекотал мятный запах вперемешку с мужским терпким. Я старалась не смотреть на подрагивающие развитые мышцы мужской груди и пресса — не потому что не хотела, а из-за собственной непонятной реакции. Сердце почему-то начинало стучать чаще, а щёки будто кипятком ошпаривало.

Сидеть рядом так близко было страшно, но ещё страшнее становилосьот мысли, что если отсяду хоть на полпальца, то хрупкий контакт, что установился между нами, раскрошится, как сухой лист.

— И правда… не болит, — рычаще произнёс Дейвар. — Это какой-то заговор? Кто научил тебя снимать боль, пташка?

Я робко пожала плечами. Я не была уверена, кто именно… Кто-то очень далёкий в моём детстве, о котором я ничего не помнила. Правда, метод редко работал для меня самой.

— Знаешь, ты очень странная…

— Почему? — шепнула я.

Не то чтобы я не знала, что странная, но мне было интересно, что я сделала неправильно именно сейчас. Ирбис мрачно хмыкнул, будто говоря: «Ну вот как раз из-за таких вопросов!» А вслух спросил: