Книга Хозяйка маленького счастья, или Любимая для охотника, страница 103 – Кира Рамис

В следующее мгновение они свалились в мягкое ложе их собственной спальни.

— Столько удалось захватить! — вырвалось у Марины с горьковатым торжеством, пока Егор складывал тяжелые мешки на пол. Она рискнула взглянуть на мужа. Он молчал. Молчал так, что в тишине комнаты стал слышен только бешеный стук её сердца.

Пришлось рассказать о себе всё.

Исповедь лилась долго, сбивчиво, обрывочными картинами другого мира: машин, заменяющих коней, голубых экранов, хранящих знания, и бесконечных полок магазинов, ломящихся от еды. Егор слушал, не перебивая. Лишь иногда его темная бровь резко взлетала к волосам, а в уголках губ залегала глубокая складка — не осуждения, а предельного напряжения мысли, пытающейся вместить невместимое.

— Ты… ты мне веришь, Егор? — наконец осмелилась она спросить, через несколько минут мучительной тишины, поднимая на него глаза, полные от слез.

Ответ последовал не сразу. Егор переживал шок иного, глубинного порядка. Никакая встреча в лесу — ни с разъяренным секачом, ни с крадущимся в сумерках волком — не сотрясала так основ его мира. Страх и изумление сплелись в нём в тугой, ледяной узел. Он стоял на краю бездны, заглядывал в чужую вселенную, и эта вселенная смотрела на него глазами его любимой женщины. Это был страх иного рода — не за тело, а за душу. Будто почва под ногами, которую Егор считалединственной и нерушимой, вдруг оказалась тонким льдом над пропастью. И от того, что скажет сейчас эта женщина, зависело, рухнет ли весь его мир.

— Верю, — наконец выдохнул Егор, и голос его звучал глухо. — Своими глазами видел. — Он нахмурился, и эта гримаса была не гневом, а болью. В голову, острая и неумолимая, пришла мысль, от которой кровь стыла в жилах: «А что, если эта дверь между мирами откроется снова? И закроется, забрав жену навсегда?»

— Ты злишься? — робко спросила Марина, неправильно истолковав его мрачное выражение. — Я так боялась сказать… Но так хотела.

— Не злюсь, любимая, — он потянул её к себе, прижал к груди так крепко, будто силой мог удержать в этом времени, в этой реальности. — Боюсь, — прошептал он прямо в её волосы, и это признание стоило ему большего мужества, чем прыжок на медведя. — Боюсь, что в один день ты исчезнешь, как сон. И останется от тебя только тишина да эта… пустота в сердце.

— Этого не будет! Никогда! — она вырвалась из объятий, и в её руке, сжатой в кулак, блеснул металл кулона. — Если хочешь, я выброшу его! Раздавлю в порошок! Чтобы ты спал спокойно!

— Нет, нет, нет, — замотал головой Егор. Он схватил её сжатую в кулак руку, но не чтобы отнять, а, чтобы прикрыть её своими ладонями, согреть. — Никогда не предлагай такого. Это — память. Часть твоей души. Единственная ниточка, что связывает тебя с твоим прошлым, с твоей бабушкой. — Он заглянул в любимые глаза, и в его взгляде бушевала буря: ревность к неизвестному миру, ужас потери и безграничная, побеждающая всё нежность. — Я не отниму у тебя твоё. Я только прошу… Пообещай, что, если дверь откроется снова, ты возьмешь меня с собой. В любой мир. Лишь бы не отпускать твоей руки.

Слёзы, которые Марина сдерживала всё это время, потекли по щекам. Она не смогла выговорить ни слова, лишь прижалась мокрым лицом к его шее, кивая в такт стуку его сердца.

— Спасибо, Егор, — нежный поцелуй коснулся его шеи. — Не зря я поверила своему сердцу.