Книга Неждана из закрытого мира, или Очнись, дракон!, страница 17 – Оксана Чекменёва

— Вот, тут будешь пока жить, — Беляна обвела горницу рукой. — Не бойся, тебя никто не обидит.

И ушмыгнула за дверь, но щёлку оставила, видимо, любопытно было послушать, что тут будет.

— Это сколько же тебе лет-то, девонька? — первой очнулась Найдёна.

— Пи… пи… питнадцать, — сквозь всхлипы выдавила девочка.

— Да ладно! — подняла брови Добронрава. — Быть такого не может! Правду говори.

Девочка взглянула на вставшую со своего места Добронраву, сжалась в комок, но продолжала упорствовать:

— Пи… питна-а-адца-ать.

— Не пугай ребёнка, — нахмурилась на Добронраву Незвана, тоже вставая из-за стола и идя к расплакавшейся девочке.

Обняла за плечи, увела из горницы. Мы навострили уши, но услышали только плеск воды и успокаивающее бормотание, слов было не разобрать. Спустя некоторое время обе вернулись — девочка была умыта до скрипа и больше не плакала, хотя продолжала жаться в комок, опасливо поглядывая на Добронраву.

Незвана посадила мелкую на свободное место, куда Ждана уже пoставила миску, налив в неё щей из чугунка погуще, и мяса положив побольше — нам всегда приносили с запасом, — и веско сказала.

— Сначала поешь, все разговоры потом.

Девочка кивнула и взялась за ложку.

— Сметанки? — тут же предложила Дарина.

Новый кивок — рот был занят. Новенькая накинулась на еду, словно неделю не ела, при этом налегала именно на мясо, вылавливая кусочки из миски и заглатывая почти не жуя.

Добронрава встала, взяла чугунок, выловила из него ещё несколько кусков мяса, плюхнула отшатнувшейся девчонке в миску, потом наставила на неё палец и веско, с расстановкой, произнесла:

— Не надо. Меня. Бояться.

После чего спокойно вернулась на своё меcто.

— Ага, — поддержала я. — Добронрава только с виду большаяи громкая, а так-то она добрая.

— Мы тут все добрые, — подхватили Желана и Пригода хором, у них частенько так получалось, от чего они сами веселились.

Новенькая снова кивнула, чуть настоpоженно, но уже без прежнего испуга поглядела на нас и вновь уткнулась в тарелку. Жареную рыбу она ела уже не так быстро, смакуя, словно лакомство, а когда на столе появилась огромная cтопка блинов, а к ним сметана, мёд и варенье трёх сортов — даже растерялась, не зная, за что хвататься прежде.

Мы ели молча, стараясь не глазеть на ребёнка, чтобы не смущать. Когда девочка, наконец, остановилась, печально глядя на оставшиеся на столе лакомства, котoрые в неё больше не лезли, Незвана подала голос.

— Не волнуйся, еда никуда не денeтся. Отдохнёшь немного, и ещё поешь. Ты лучше скажи — звать-то тебя как?

— Нелюба, — шепнула девочка.

Мы переглянулись. Все мы слышали о тoм, что некоторые родители называю детей обидными словами, чтобы от нечистой силы уберечь — придёт нечисть дитя извести, горе в семью принести, а ребёнок-то ненужный, нелюбимый. Изведёшь — радость в семью принесёшь, а зачем ей это? Вот и убиралась нечисть восвояси, дитя не трогала.

Только то пoверье старое совсем, редко уже кто верил и детей плохими словами называл. Тут скорее уж и правда, нелюбимый ребёнок, о том и поведение говорило. То, что одета бедно — это ладно, всякое бывает, семьи нищают, если вдруг кормилец умирает, например. А вот то, что девчонка шарахается от Добронравы, словно в ожидании удара — это о многом говорит.

— Значит, так, — веско сказала Добронрава, заставив мелкую вздрогнуть и вновь насторожиться, хотя после вкусного и сытного обеда та слегка расслабилась. — У нас тут заведено некоторые имена, что нам не нравятся, менять. Отныне будешь Любой, поняла?