Книга Джошуа, страница 53 – Микита Франко

Я негромко отвечаю ему:

— Вету ты придумать не мог. Она правда есть.

— Плевать мне на твою Вету!

— Мне не плевать.

Тогда он, наконец, замечает, что мы одни. Понимает, что мы орали вслух, что мы спугнули этого адвоката, и начинает рыдать. Рыдать и говорить, что Влад уйдет от него, что это невозможно — быть с таким, как он, что ему самому от себя невозможно.

Я не знаю, что делать. Мне неприятно, когда он плачет, потому что тогда я тоже плачу, а плакать мне не нравится. Решаю уйти.

Выхожу из квадрата света. Оказываюсь в спортивном зале. Смотрю на ребенка на матах и решаю остаться с ним.

Я обхожу квартиру: Влада нет ни в спальне, ни в ванной комнате, ни на кухне. Нет его обуви в прихожей и его джинсовки с разлохмаченными краями рукавов. Толкаю ноги в кроссовки, выхожу из квартиры, сбегаю вниз по лестнице — не знаю, зачем, какой-то нелепый, отчаянный шаг, попытка поймать неуловимое.

Но она срабатывает.

Он сидит у подъезда и курит. Я, не ожидавший этого, вываливаюсь из подъезда слишком резко, даже не приведя себя в порядок: у меня опухшее от слёз лицо, спутавшиеся волосы, растянутая футболка с пижамными штанами. Видок городского сумасшедшего. То есть, видок того, кем я и являюсь.

Влад поворачивает ко мне голову, и я негромко шепчу:

— Прости.

Он выдыхает дым и отворачивается.

— Ты не говорил, что слышишь его.

Да, и много чего еще не говорил. Не говорил, что меня насиловали в детстве. Не говорил, что я серийный убийца. Не говорил, что я последовательно схожу с ума, распадаясь на части. Думал, получится скрывать, что болезнь прогрессирует, пока не дойду до врача… А там, может, всё это вырежут как раковую опухоль.

Вот только опухоли не так просто вырезать. Они дают метастазы. Интересно, Джошуа их дал? Тот, кто сидит там, на матах — это метастаз?

Я сажусь рядом с ним на скамейку. Виновато отвечаю:

— Я… не хотел тебя пугать.

— Было жутковато, — бесцветно отвечает он.

— Я понимаю…

Мы молчим. Я оглядываю тёмный двор, зажатый с двух сторон панельками: чернота, только над тремя подъездами горят лампочки. Над нами тоже горит. В летней тишине по-деревенски стрекочут цикады, и я вспоминаю, как в точно такую же ночь мы с Владом возвращались с кинки-пати в прошлом году. Это был третий месяц отношений — романтично-воздушно-неловкий. Подвыпившие, мы катались вон на тех скрипучих качелях и смеялись, рассказывая друг другу анекдоты из детства, по памяти — все они были один тупее другого, но ржать хотелось невероятно. И не было никакого Джошуа. И не было даже мысли, что всё развалится именно так.

А оно разваливалось, потому что Влад, выкинув бычок в мусорное ведро, спросил:

— Можно я позову на ночь Вету?

Сначала не понимаю:

— Зачем?

— Вместо себя.

Теперь понимаю. Сглатываю, загоняя слезливый комок ужаса, вставший поперек горла, обратно.

А он объясняет, как будто оправдываясь:

— Я просто немного устал. Хочу переночевать у отца. А они же там… тоскуют друг по другу. Пусть она с ним побудет. А ты… спи, — он смущенно отворачивается. — Не знаю, как вы там это делаете, но ты же можешь просто лечь спать?

Я моргаю, и с ресниц падают крупные слёзы. Влад начинает ерзать на скамейке.

— Ну что ты?

— Они будут заниматься сексом, ты же понимаешь? — одними губами спрашиваю я.

— Но ты же можешь не смотреть? Я поэтому и говорю: спи.