Книга Тетрадь в клеточку, страница 34 – Микита Франко

Вообще-то я понятия не имел, ходит ли наша староста на какие-то тренировки, и уж тем более не знал их расписания. Но Биби встала и вышла в коридор – там у них стоял стационарный телефон, еще из тех, которые с крутящимся диском. Все как в прошлом веке, говорю же.

Я услышал, как она набирает номер, и начал действовать. Метнулся к окну и, помня горький опыт Дениски, проверил, не проходит ли кто мимо. Все было чисто. Затем взял тарелку со стола, быстро опрокинул ее содержимое наружу, со скоростью Флэша закрыл окно и сел на место, как будто ничего и не было. Книги правда многому учат.

Я, конечно, не зря попросил Биби именно об уточнении домашнего задания и именно по русскому. У них с Юлей начались трудности с пониманием друг друга, и на выяснение домашки у Биби ушло не меньше пятнадцати минут. Когда она вернулась, я уже какбудто все съел.

В этот раз мне почему-то понравилось у Биби. Мы так хорошо разговорились, когда сделали уроки, – начали сплетничать про наших одноклассников и рассказывать друг другу разные истории. Я дал ей послушать пару песен группы Love, и она сказала:

– В этой песне петь о том, что все должны жить. – Подумав, она добавила: – И что все должны умирать.

Я удивился:

– Откуда ты знаешь?

– Я раньше учиться в английской гимназии. Я понимать английский.

– Серьезно? Я думал, в Таджикистане нет школ.

Биби посмотрела на меня как на дурака. А откуда я должен был это знать? Я думал, там ничего нет, только грязь и коровы.

Привет, тетрадь в клеточку.

Папа сегодня пытался со мной поговорить, но лучше бы он этого не делал. Пришел вечером в мою комнату, сел за мой стол и сидел. А я сидел на кровати. Так получилось, что мы друг друга даже не видели, только чувствовали это неловкое присутствие.

Потом папа сказал:

– Я хотел как лучше.

Я только плечом повел. Так всегда говорят, когда на самом деле вообще не думали о том, чего хотели.

– Мама ведь правда тебя била. Все соседи на ушах стояли. И она сломала тебе руку – это вообще ненормально.

– Она случайно.

– Я больше не знаю никого, кто случайно сломал бы руку своему ребенку.

Я ничего не ответил. У него дурацкие аргументы. Если он никого не знает, это еще не значит, что никто так больше не делал.

– Просто представь, – снова заговорил папа, – ты бы остался с ней, и она бы регулярно так с тобой обращалась. Никто бы тебя не защитил, потому что меня бы не было рядом – я был бы только раз в неделю по воскресеньям. Я не хотел для тебя такой жизни, поэтому был этот суд. Но они всегда выносят решения в пользу матери; знаешь, как нелегко стать исключением из этого правила?

– Они вынесли решение в твою пользу?

– Они назначали второе слушание, там же было…

– Я не дослушал. А потом решили в твою пользу?

– Потом ничего не было. Она умерла через два дня.

Я тяжело вздохнул:

– Понятно.

Правда понятно. И я правда поверил, что он хотел как лучше. Вот только…

– И что, обязательно было врать? – спросил я.

– О чем?

– Ну, выдумывать, что она не хочет быть женщиной.

Тогда он повернулся, и мы впервые за весь разговор посмотрели друг на друга.

– Илья, – серьезно сказал он. – Я не врал.

– И сейчас врешь…

– Это же суд. Там проверяются все аргументы и улики. Нет никакого смысла врать.

– Я тебе не верю.

Папа начинал заводиться:

– По твоей логике, она могла сказать то же самое и обо мне. Или еще что похуже приплести. А какая разница, если там можно кого угодно назвать кем угодно и этому поверят?