Книга Тетрадь в клеточку, страница 30 – Микита Франко

Я почувствовал, как у меня резко погорячела левая часть лица, как будто утюгом к ней приложились. Сначала даже не понял, что случилось. Через несколько секунд осознал: он ударил меня!

Поднял глаза на папу – он часто и тяжело дышал. Сказал мне:

– Не тех убийц ты смыл в унитаз, идиот.

Мне стало так обидно, что он обзывается, да еще и дерется, что я закричал на него:

– Ага, надо было тебя смыть!

– Чего? – Он недобро прищурился.

– Того! Рядом с тобой кто угодно повесится!

Тогда уже он качнулся так, будто я его ударил. Мы с минуту смотрели друг другу в глаза, словно играя в гляделки, только это было совсем не забавно.

Я первым отвел взгляд и убежал в свою комнату. Может, не стоило так говорить? Я не знаю. Он меня бесит.

Я до вечера не выходил, не завтракал и не обедал. Он звал меня, но я не реагировал. Вечером отец зашел ко мне в комнату, весь такой виноватый.

Говорит:

– Мне жаль, я не прав, что ударил тебя. Но я не понимаю, что с тобой, почему ты мне постоянно хамишь?

Я лежал на кровати, смотрел в стену и молчал. Папа прошел в комнату и сел рядом.

– И нельзя бросать пить лекарство, – продолжил он. – У тебя же был налаженный курс, теперь он сбился, и все лечение придется начинать заново.

Я ничего не ответил.

– Не слушай бабушку, она психиатрическая диссидентка.

Было любопытно спросить, что значит «психиатрическая диссидентка», но в то же время я не хотел вступать с ним в диалог, так что решил, что лучше помолчу дальше, а термин потом загуглю.

Папа говорил:

– Она вообще не верит,что психические расстройства существуют, а уж тем более не верит в лекарства от них. У нее все лечится учебой и работой, чтобы «некогда было думать о чепухе».

На последних словах он передразнил бабушку – было похоже и забавно.

– И мама умерла не из-за таблеток. Это случилось, потому что…

– Да я знаю, – перебил его я.

– Что знаешь?

– Знаю, почему она умерла. Из-за тебя.

– С чего ты взял?

– Я слушал ту кассету, которую ты замаскировал под музыкальную. Я знаю, что ты ее записал.

Я не был уверен, что запись действительно делал он, но папа ничего не отвечал, а если ему нечего сказать, значит, я прав. Это сделало мне еще хуже. Лучше бы я оказался неправым.

Я сказал:

– Уходи.

И он ушел.

Привет, тетрадь в клеточку.

Биби на меня все время так сочувственно смотрит. Наверное, думает, что раз я пересел к ней, значит, хочу дружить. А мне не нужна ни ее дурацкая дружба, ни ее липкая жалость.

Она мне еще говорит:

– А мой папа не мой папа, он мамин муж, а мой папа уйти.

– Мне-то что? – буркнул я.

Биби пожала плечами. Потом сказала:

– Я не сделал русский, помоги.

– Правильно говорить «Не сделала», – раздраженно поправил я. – В женском роде, а не в мужском, с буквой «а» в конце. Поняла?

– Поняла.

А потом я ей помог с упражнением по русскому, потому что надоело – голова болит от ее исковерканной речи. Я подумал, что, если начну ей помогать, она быстрее выучит язык и перестанет быть похожа на набитую дуру. Я еще тогда не знал, что совершаю фатальную ошибку.

В конце урока, когда училка проверила наши тетради, она принялась нахваливать Биби, а та ответила ей:

– Это Илья мне сделала.

Короче, она безнадежна.

А училка сказала, что, раз мы подружились, я должен взять над Биби шефство и помогать ей с уроками по русскому языку. Шефство! Кошмар какой-то. В последнее время у меня вся жизнь рушится.