Книга Почти 15 лет, страница 120 – Микита Франко

— Не надо спрашивать меня, что я имела в виду, когда говорила глупости. В чём ты хочешь меня уличить? В маразме? Мне семьдесят шесть лет, я имею право быть в маразме! — воскликнула она. — Лучше спроси себя, что имел в виду ты, когда решил прийти в их семью. И имел ли ты в виду то, что получилось в итоге?

— А что такого получилось? — кривя губы в полуулыбке, спросил Лев.

Она пожала плечами:

— Тебе видней.

Он хотел сказать ей: «Ну, вообще-то, Антонина Андреевна, вы ничего не понимаете, и судить не можете».

И ещё: «Ну, вообще-то, он меня заставил прийти в семью»

И: «Ну, вообще-то, всё нормально получилось, что вам не нравится?»

Но вместо этого спросил:

— Можно ещё чаю?

Дольше всего спорили, кто будет Красным, самым главным из Могучих Рейнджеров. Красным хотели быть все, но Максим говорил, что должен быть он, потому что он был самым главным ещё в садике. У Максима, Лёни, Андрея и Владика дружили мамы: они, договорившись, отдали мальчиков в один детский сад, а потом в одну школу, и даже подсуетились, чтобы все попали в один класс, а не разбились на параллели. Слава в этой команде был новеньким, а потому вообще не претендовал на роль Красного. Да и «Могучих Рейнджеров» он не любил, ему не нравилось про сражения, супергероев и монстров, и ребята смотрели в какой-то ужасной озвучке, где голоса на английском звучали в унисон с низким мужским голом на русском. По телеку «Рейнджеров» не показывали, но папа Лёни был «пиратом» (Славик только повзрослев понял, что папа Лёни не был морским разбойником) и у него имелась кассета с двумя сезонами телесериала.

На перемене, пока ребята спорили, кому какой цвет достанется, Славик сидел рядышком, на подоконнике, и с любопытством прислушивался к аргументам.

— Я должен быть Красным, у меня галстук Красный!

— И что? Я тоже мог бы прийти с красным галстуком!

— А у меня волосы как у актёра, который играет Красного!

— Неправда! Ты вообще не похож!

Посреди этого гвалта неожиданно раздался голос Владика:

— Может, Слава будет Красным?

Слава мигнул:

— Я?

— Ну да, — кивнул Владик. — Ты единственный не споришь. Значит, заслуживаешь.

Владик, конечно, был удивительным: мягкий, вежливый, доброжелательный. Всегда очень послушно сидел на уроках, поднимал руку, когда хотел задать вопрос, а потом вставал и спрашивал, будто с книжки читал — так складно, умно и вдумчиво. Славе до сих пор было странно, что тогда, на линейке, Владик тоже там был: обижал Милану, смеялся над её беззащитностью. Хотя он уже плохо помнил детали: может, Владик и не смеялся. Казалось, трое говорили, пока один молчал.

Теперь они уже никого не обижали, всё было наоборот: они становились Рейнджерами, защитниками мира на земле. Ну, или хотя бы в классе.

Лёня и Андрей были готовы запротестовать против идеи Владика, но Макс, глянув на Славу, сказал:

— Ладно. Это справедливо.

И те двое не решились возразить. Всё-таки Максим был главным в детском саду.

Славе нравился Максимза то, каким он становился, когда не был Рейнджером, не был лидером, не был зачинщиком всего плохого против всего хорошего. Славе нравилось проводить его мимо собаки и делать это только их секретом. Нравилось, как на совместных ночевках у кого-нибудь из Рейнджеров дома (мамы всегда стелили им одну большую постель из матрасов на полу), Максим сжимал Славину руку под одеялом, потому что боялся темноты и не мог уснуть. И никто больше не знал, что они держатся за руки, когда спят. Он влюбился в ту версию Максима, которая предназначалась для него одного.