Книга Почти 15 лет, страница 122 – Микита Франко

Но самым любимым другом у Славика был Максим, и это было совершенно неправильно. Даже мама говорила, что это неправильно.

— Лёня и Максим — плохие мальчики, — говорила она, когда Славик учился в первом классе. — Они хулиганы. А ты не такой. Ты можешь дружить с Владиком и Андреем. Вы можете отделиться от них и быть компанией хороших мальчиков, а они пусть делают, что хотят.

Этот разговор проходил после родительского собрания, где учительница пожаловалась, как они («эта фантастическая пятерка» — говорила учительница) сломали кран в мужском туалете, а потом брызгали на каждого входящего, пока одним из таких не стал Пал Юрич, учитель труда.

Славик сказал маме, что не брызгал. Это правда — он даже не знал,что они такое задумали! И Владик не брызгал, он в тот момент булочки в столовой ел. Но когда их пришли ругать, Славик сказал, что тоже там был, чтобы Максиму (это была его идея) меньше досталось. И Владик сказал, что был там, ведь когда достаётся всем четверым, нехорошо, чтобы пятый стоял в сторонке.

— Ты не понимаешь, — жалобно отвечал Славик. — Мы же Повер Рэнджеры, мы не можем разделиться!

— Рэнджеры-хренджеры, а дурью маяться прекращайте, — строго сказала мама.

Славик понимал, что Максим — «плохой мальчик», а Владик и Андрей — «хорошие», но ничего не мог с собой поделать: его тянуло к Максиму не так, как к другим. Дело было не в том, с кем делать уроки, болтать о фильмах и играть в Денди. Дело было в его руке, которую он хотел сжимать по ночам, и в собаке, мимо которой они ходили только вдвоём. Больше ничьи руки ему сжимать не хотелось, а мысль о том, чтобы перестать дружить с Максимом, казалась катастрофической.

До пятого класса Славик не думал, что это странно. Ему казалось, что Максим ему просто ближе, чем остальные, просто это такая близкая дружба, и всё. А потом начались разговоры о девчонках… И, конечно, обо всяком другом тоже.

Пацаны начали обсуждать, сколько у кого сантиметров и на кого из звёзд им больше всего нравится «передергивать». Славику тогда удалось отмолчаться только благодаря Владику, который, наивно хлопая глазами, сказал:

— А у меня вообще ещё такого не было…

Все подняли его на смех, а Славик даже не подумал вступиться, потому что обрадовался, что не придётся рассказывать, на кого «передергивает» он. Объект его первых фантазий сидел по правую руку.

Тогда он стал понимать, что к чему: другие мальчики передергивают на девочек, которые им нравятся, или на всяких женщин с плакатов, с которыми они, видимо, хотели бы встречаться. И если у него нет ни одной кандидатки на эту роль, а есть только Максим, образы которого, запечатленные в памяти в раздевалках и на пляжах, он постоянно возвращает в свои мысли и тянется при этом к паху — это всё очень нехорошо. Он слышал о таком раньше, он слышал, что это болезнь, какое-то психическое расстройство и так быть не должно.

Об этом нельзя было рассказывать маме. И даже Юле! Что они подумали бы о нём? Они ведь считали его хорошим мальчиком…

Славик по-всякому думал, как ему ссобой поступить. Сначала решил, что ни одна живая душа об этом никогда не узнает: он похоронит этот секрет вместе с собой! Будет жить один, без никого, так и умрёт, но никому не расскажет, что он такой.

Но это было на эмоциях. А когда чуть успокоился, рассудил: таких ведь много, иначе он об этом ничего бы и не знал. А раз есть даже специальные слова для таких, значит, он не одинок. Может, когда он вырастет, он сможет найти ещё одного такого, и они полюбят друг друга, и будут пробовать друг с другом всякие ужасные вещи из его фантазий — стыдно, конечно, но очень интересно…