Книга Почти 15 лет, страница 11 – Микита Франко

Лев молчал, и Слава взмолился:

— Боже, скажи что-нибудь, я щас умру!

— Да, да, да! — тут же ответил Лев. — Конечно да!

— А чё ты молчишь?

— Я просто не ожидал!

Слава выдохнул с шутливой сердитостью, а на самом деле — с облегчением. Он и правда на секунду усомнился: не ответит ли Лев отказом?

Осторожно обхватив кольцо указательным и большим пальцами, Слава сказал, вернувшись к светскому тону:

— Сударь, можно ваш пальчик?

— Ну, только если у вас есть с собой топорчик, — в тон ему ответил Лев.

Слава цыкнул:

— Забыл прихватить… Придётся плоскогубцами, — и потянулся к правой руке Льва.

Тот, с видом «так уж и быть», покорно положил свою ладонь в Славину. Почти не дыша, Слава надел кольцо на безымянный палец, и поцеловал руку, прежде чем отпустить. Они встретились взглядами: шутки кончились.

Лев наклонился к Славе, Слава приподнялся на носках, они соприкоснулись губами. Между поцелуями Слава произнес:

— Мы первый раз поцеловались в этот день.

Лев прошептал в ответ:

— Я помню.

Из всех возможных для эмиграции вариантов они определенно выбрали уровень «Hard». На протяжении трёх лет Лев то и дело спрашивал Славу: почему Канада? Список аргументов не менялся, но периодически Лев их забывал и спрашивал снова.

Первый: «Потому что ты ненавидишь Америку». Этот он не забывал.

Второй: «Потому что это легче, чем учить шведский или норвежский».

Славу не устраивали полумеры. Ему не нужна была Чехия, Польша, Венгрия и прочие страны, переезд в которые потребовал бы куда меньше финансовых, умственных и временных затрат. Он хотел полного пакета прав: однополых браков, усыновления детей, гей-прайдов каждые выходные, право целоваться на улицах, право пользоваться косметикой, право носить одежду, которая ему гендерно не соответствует, а потому ему была нужна Канада. И ещё, конечно, он не хотел учить норвежский.

В феврале Слава получил приглашение на работу по своей геймдизайнерской ерунде, и это было неудобно для всех, кроме самого Славы: учеба в медицинской резидентуре начиналась с сентября, а учебный год детей заканчивался только в мае.

— Если мы уедем раньше лета, мне там нечего будет делать, — напоминал Лев. — Я же не смогу там работать.

Слава пожал плечами:

— Ты и учась в резидентуре, не сможешь работать.

— Спасибо, что напомнил.

— Я имею в виду, какая разница? Месяцем раньше, месяцем позже.

Лев мирился с этой мыслью целых три года: он не будет работать. Он долго не будет работать — несколько лет. Его высшее образование и двенадцатилетний стаж врача-реаниматолога для Канады не будут иметь никакого значения — они посмотрят на него, как на личинку врача, и начнут учить заново. А он, вообще-то, доставал людей с того света, и вполне неплохо с этим справлялся. Разве умирающие люди не везде одинаковые?

Он много думал о том, как Славины прихоти превращают в ничто его карьеру, обнуляя весь профессиональный опыт, но тут же отвечал себе его же аргументами: «Это важно для нашей семьи, это правильно, так будет лучше для детей, нам нужны равные права со всеми, мы не должны постоянно жить в страхе». Иногда он злился, как Слава сыграл на его чувстве родительской неполноценности, как буквально сказал ему: «Я — настоящий отец, а ты — ненастоящий, но, если мы переедем, ты станешь чуточку значимей, чем сейчас (но не сильно)»,и опять отвечал себе его голосом: «Но это же правда. Здесь тебя никогда не признают их отцом».