Книга Почти 15 лет, страница 107 – Микита Франко

Он вышел за дверь, не попрощавшись и не дожидаясь, пока Катя его проводит.

Еще пару часов назад он думал, что выкинет недопитый виски в ближайший мусорный бак: так хорошо ему было после общения с Юлей. Но теперь он был намерен оставить его при себе. Может, если он станет алкоголиком, Катя будет довольна. Может, спиться — это достаточный уровень ответственности?

Вечером он вернулся в Новосибирск, плеснул себе в стакан перед сном, добросовестно сходил на работу в понедельник, а сразу после — выпил всё, что оставалось в бутылке. Больше половины. Он ждал этого момента целые сутки.

Идея о собаке пришла к нему на втором стакане: если он так одинок и неприкаян, если все друзья и мать от него отвернулись, считают его уродом и психопатом, который должен за всё расплатиться, и лишь сестра и племянница у него остались, да и те далеко, то кто может стать его единственным верным другом, кроме собаки? Собака — друг человека. Так все говорят. Не просто же так говорят, наверное?

Что произошло в доме Славиной мамы он будет потом вспоминать со стыдом и отвращением. Да и было бы что вспомнить: какие-то обрывки событий, не клеящиеся в одно. Помнил только, как завалился и сказал, что хочетзабрать собаку. Чувствовал себя при этом очень вежливым и адекватным.

Славина мама удивилась, спрашивала: «Вы что, вернулись?», а он, икая, отвечал:

— Я вернулся. Пожалуйста, Андронина Антоньевна, можно забрать собаку?

Конечно, её не так звали. Её звали Антонина Андреевна. Но в тот момент Льву казалось это непроизносимым, нереальным, несуществующим именем, и… он сказал то, что сказал.

Антонина Андреевна опешила:

— А ты мне её потом отдашь?

— А давайте она один день будет у вас, а один у меня, как будто мы в разводе, а это наш ребёнок?

Он всё ещё казался себе очень логичным.

Она ответила, что собака на кухне. Может, она что-то ещё сказала, но он услышал только про кухню, и пошёл за ней. Помнил, как, сюсюкаясь, поднял Сэм с пола и прижал к себе. Резко развернулся к выходу и, зашатавшись, начал падать. Чтобы удержаться, схватился за деревянную полку над плитой — там стояли перечница и солонка — и полка, не выдержав его веса, оторвалась. Он так удивился, что перестал падать, и в изумлении посмотрел на покачивающуюся на одном болте деревяшку.

Славина мама прибежала на грохот и он, извиняясь и оправдываясь, заверил её:

— Я потом вам её прибью. Честно. Даже лучше будет. Она у вас уже была… ну такая. Хлипкая. Могу даже сейчас…

Но Антонина Андреевна сказала, что сейчас ей точно «ничего прибивать не нужно». Лев покивал, ещё раз извинился, поднял с пола металлическую миску, посчитав её самым необходимым аксессуаром для обустройства собаки, и ушел — с собакой под правой подмышкой, и с миской — под левой.

Когда Славик был дошкольником, в семье ходила легенда про отца-героя: мама часто рассказывала, как после Чернобыльской аварии папа вывез её и Юлю в Новосибирск, а сам вернулся назад ликвидатором-добровольцем и две недели работал на месте катастрофы. Для Славика это звучало жутко и захватывающе: вернуться в самое пекло, добровольно, на благо других людей и страны!.. Поэтому, до своих семи лет, Славик смотрел на папу с почтительным восторгом: как на личность, масштаба которой ему не то что никогда не достичь, но даже осознать тяжело.