Книга Почти 15 лет, страница 106 – Микита Франко

— Нет.

— А я всё равно тебе расскажу. Он сидит на антидепрессантах все эти годы и меняет одного терапевта на другого, пытаясь разобраться, что ему делать с тем, что он гей, который до панических атак боится других мужчин. У него не было и нет никаких постоянных отношений, а перед тем, как сходить с кем-то на свидание, он пьёт успокоительные. Лет пять назад он сказал мне: «Слушай, может, я просто асексуал, но долго не мог себя осознать?», а я ответила: «Нет, Яков, скорее всего дело в том, что тебя изнасиловал пьяный урод». Вот за чем я наблюдаю уже столько лет. А с другой стороны наблюдаю за тобой: за тобой, поколачивающим своих детей, за тобой, врезавшим жениху накануне свадьбы, за тобой, швырнувшим мужа на кровать в вашу брачную ночь. И когда ты приходишь ко мне жаловаться, что тебя наконец-то отшили, всё, что я думаю: Аллилуйя! Потому что все эти двадцать лет мне было непонятно, какого хрена тебе так везёт?

Когда Лев услышал про антидепрессанты, терапевтов и страх мужчин, на него могильной плитой свалилось чувство вины и придавило так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Но когда Катя сказала про «пьяного урода», Лев подумал: «А что, обязательно дело во мне что ли?». Ну, как такой мелкий эпизод — да, неправильный, жестокий, отвратительный — но всё-таки в масштабе человеческого существования очень мелкий, как он мог разрушить целую жизнь? Может, с Яковом в принципе что-то не так? Может, он и асексуал. Льву, например, всегда казалось, что Якову не нравился секс с ним — ещё до всяких там изнасилований.

Весь остальной поток обвинений — полная чушь. Как будто он, как отец и муж, все пятнадцать лет только из этого и состоял. А всё остальное — оно не считается, что ли? Он вообще-то воспитывал этих детей, возил на всякие там кружки, лечил, делал с ними уроки, а не только «поколачивал».

— Ты отличная подруга, — напряженно произнёс Лев, когда Катя замолчала.

— Нет, дерьмовая, — ответила она, сложив руки на груди. — Отличная бы не стала продолжать с тобой общаться. Но мне как будто всё время казалось… всё время казалось, что ты понесешь ответственность. Хоть какую-то.

— Вообще-то мне тоже было нелегко, — напомнил Лев. — И я понёс ответственность… моральную.

— Какую? Пять лет воздержания и глажки белых рубашек?

— Ну а что ты хочешь, чтобы я сделал? — беспомощно спросил Лев. — Застрелился или что? Какая ответственность тебя бы устроила?

— Застрелиться — это уйти от ответственности. А меня бы устроило, чтобы ты помнил, кто ты и что сделал, — она положила руки на стол — одну на другую — и придвинулась ближе ко Льву. — Поэтому я не разрешу своему ребёнку подходить к тебе. Я не хочу, чтобы ты чувствовал, что ты такой же, как все, потому что ты не такой как все. Ты — преступник. Люди сидят за такое в тюрьме много лет. От того, что Яков не написал на тебя заявление, ты не перестал быть тем, кто ты есть. Я думаю, тебе нужно помнить об этом всю свою жизнь, это и будет ответственность. Хоть какая-то.

Стало ясно, что разговор нужно прекращать. Лев поблагодарил за чай и вышел из кухни в коридор, где к нему тут же подскочила Руслана:

— А смотри, что у меня ещё есть!

Она показала плюшевого щенка, который гавкал при нажатии на пузо. Лев, бросив на девочку взгляд, промолчал. Видимо, теперь ему было запрещено отвечать: «Какая прелесть».